Фантастика 2025-155 - Сергей Александрович Плотников

При этом он требовал записывать лекции после занятий по памяти и проверял конспекты. Я чувствовал себя будто на первом курсе Сорбонны, но тут уж сам виноват. Требовал учёбы? Получите и распишитесь.

Через три дня после моего возвращения от Сумкиной Добрятников привёз Ксюшку с Мурзилкой. Девочка убежала с котом в дом, а Пётр Петрович сразу принялся прощаться.

— Вы уж простите, Константин Платонович, — извиняющимся тоном сказал он, — Ксения, конечно, моя дочь, но больше никаких сил нет терпеть. Они чуть всю усадьбу не разнесли! Обои в гостиной подпалила магией, куры нестись перестали от визитов вашего кота, стёкла на втором этаже побили, слуг до икоты запугали. Так что возвращаю вам это сокровище из двух ног и четырёх лап.

Напевая в голос какую-то весёлую песенку, он запрыгнул в дрожки и был таков. А я пошёл в дом проводить беседу с одной рыжей безобразницей. Но, увы, нашёл её сидящей посреди гостиной и ревущей в три ручья. Вокруг Ксюшки суетились все обитательницы дома, пытались утешить, но вызывали только новые взрывы плача.

Я приказал всем замолчать, подошёл к девочке, наклонился и спросил:

— Ксения, будьте добры, объясните мне, что случилось.

— А-а-а-а!

— Ксения?

— А-а-а-а!

— Ксения!!!

— Утопцев! Смотрели! Без меня! Сами! Развлекались! А меня! Не взяли!

Она зарыдала ещё горше.

— Ксения, во-первых, они некрасивые.

— А-а-а-а!

— Во-вторых, они плохо пахнут. Как в курятнике, только ещё хуже.

Девочка горько всхлипнула.

— А в-третьих, не изволите ли объяснить, сударыня, почему вы швырялись магией в родительском доме?

— Ой! — Ксюшка подняла на меня взгляд. — А зачем они дразнились? Мурзилку бегемотом обзывали. А мне говорили, что я ничего не умею. Так я им показала! Ка-а-ак всполох кинула!

— В гостиной?

— Где дразнились, там и показала, — она сложила руки на груди и засопела: — В сад бы они со мной не пошли.

— «Они» это сёстры?

— Угу.

— А не изволите ли сказать, сударыня, что я говорил об использовании магии?

Ксения шмыгнула носом и насупилась.

— Вы меня разочаровали, сударыня. Настасья Филипповна, — я обернулся к ключнице, — Ксения на неделю решила отказаться от десертов, а Мурзилка от сметаны. Они будут воспитывать в себе дисциплинированность и выдержку. А чтобы поддержать это благое начинание, мы все пока не будем есть сладкого.

— Я поняла, — буркнула девочка и поднялась с пола, — простите, Константин Платонович. А Тане с Сашей тоже нельзя сладкого? И Марье Алексевне? Они же не шалили.

— Порой, Ксения, наши необдуманные поступки влияют не только на нас, но и на наших близких. Так что сладкого не будет у всех, включая меня.

Удивительно, но такой урок подействовал на девочку. Магией в доме родителей она больше не швырялась, никогда.

Глава 34

Сорняки

— Сколько?

— Ну… не могу точно сказать, — Лукиан развёл руками.

— Не надо точно, хватит примерной оценки. Неделя? Месяц? Полгода?

— От трёх месяцев до года.

Я застонал. Не творить заклинаний целый год? Отвратительно! Получив Анубиса, я слишком быстро привык к нему и уже не представлял себе жизни без «природной» магии. Что теперь прикажете делать? Не вызвать на дуэль даже вшивого зарвавшегося дворянчика, не защитить себя в случае чего, ни раскинуть «Ловчую сеть». Как я только жил без всего этого!

— Да, непросто тебе будет, — Лукиан похлопал меня по плечу.

Покосившись на монаха, я не увидел на его лице и тени издёвки. Только сочувствие и понимание.

— Ничего, как ритуал с тобой проведём, полегче станет. Чуть-по-чуть сможешь сырой силой кидаться.

В первый момент я кисло скривился. Сырая сила? Что я ей смогу сделать? Но через мгновение сообразил — да ведь мне этого хватит на всё! Если рисовать ею Знаки, то вполне могу обойтись и без заклинаний вовсе. Ведь я уже так делал, и выходило вполне действенно. Надо будет только Нервного принца с собой брать, на случай опасных ситуаций.

— А что за ритуал, отец Лукиан?

— Рано, — монах глумливо ухмыльнулся, — рано тебе об этом знать, отрок. Сам всё увидишь, не сомневайся. Ты давай, дыши дальше, нам к завтраку ещё обратно идти.

Пришлось вернуться к упражнению. Вдох, сила собирается в груди, выдох, вместе с воздухом выходит облачко эфира. Вдох, сила, выдох, эфир… Если хочется добавить баловства, можно пустить из эфира колечко. Лукиан от такой шуточки демонстративно закатил глаза и начал бубнить, что некромант — это настоящий князь среди Талантов, а не шут гороховый. На мой вкус, монах местами слишком уж закостенел за долгие века жизни, а в любой профессии должно быть место юмору. Ладно, не время его сейчас дразнить, надо продолжать. Вдох, сила, выдох…

— Кха! Кха!

Меня чуть не вывернуло наизнанку. Во время выдоха на меня напал кашель, а вместо привычного уже эфира из меня начали «хлопьями» выходить серые комки магического «перегара».

— Кхе!

— О! — Лукиан даже вскочил с камня и хлопнул в ладоши. — Тёпленькое пошло!

— Кхе!

— Давай-давай, кашляй.

Он подскочил ко мне и принялся стучать по спине, будто я подавился свиным хрящиком.

— Кхе!

— Сильнее, дружок! Уж постарайся, выплёвывай дрянь.

Минут пять я прокашливался, а Лукиан всё это время лупил меня между лопатками. Не знаю, насколько это помогло, но спина от его ударов чувствительно ныла.

— Ну вот и всё, — монах довольно лыбился.

— Что это было?

— До «обмылков» добрался. Я же говорил, ты Талант неправильно принял, вот и забилось у тебя нутро всякой дрянью. Теперь дело быстрее пойдёт — почистим тебя, а там и насчёт ритуала подумаем. Давай, поднимайся и пойдём завтракать.

* * *

Киж вернулся от Еропкиных несколько помятый. Доехал он быстро, деньги передал сразу же, но задержался у них в усадьбе. Молодые внуки-правнуки, гостившие у старой ведьмы, попытались было споить бывшего поручика. Ага, как же! В потугах угнаться за бездонной глоткой покойника они сами чуть не померли. Но после прониклись уважением, объявили Кижу вечную дружбу и стали подбивать на какие-то авантюры. К счастью, у него хватило ума отказаться и вернуться домой.

На обратной дороге Киж сделал остановку на постоялом дворе и несколько ночей рубился в карты с проезжающими офицерами. Добычей его стали полторы сотни рублей серебром, неплохой кавалерийский палаш, треуголка пехотного капитана, плоская серебряная фляга и расписка на двадцать рублей некоего студента Московского университета Григория Потёмкина.

— Дмитрий Иванович, ты ломбард собираешься открывать? — я рассмеялся, увидев эдакое богатство.

— Это трофеи, — Киж задрал подбородок. — Повешу на стенку, будет маленький музей моих побед.

С Лукианом, кстати, они всё-таки нашли общий язык на почве любви к рябиновке и азартным играм. И почти каждый вечер устраивали тихие посиделки со штофом и картами. Играть, правда, условились на