90-е: Шоу должно продолжаться – 14 - Саша Фишер

Наташа поднялась, отряхнула платье и широкими шагами направилась к березе прямо у тропинки, ведущей к месту нашего корпоратива. В этот момент там как раз появилась парочка, явно тоже нацелились на наш мангал.

— Стойте! — сказала она, вытянув руку с картонкой. — Читать умеете?

Парочка несколько секунд созерцала картонку, потом девушка фыркнула, а парень, вздохнув, подхватил свою барышню под руку и повел дальше гулять по аллеям парка. Мне стало любопытно, что там за креатив составила Наташа, так что я встал с поребрика и пошел смотреть.

На картонке крупными буквами было написано следующее:

«ШАШЛЫКИ НЕ ПРОДАЮТСЯ. ЗДЕСЬ ЧАСТНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ. УХОДИТЕ!»

Наташа повозилась с сучком, протыкая в картонке неаккуратную дырку. Повесила свое творение на березу. Отступила на шаг, полюбовалась. Потом поправила табличку и отряхнула руки.

— Блин, все пальцы теперь черные! — вздохнула она.

— Вот, держи, — я вытянул из кармана носовой платок и протянул ей. — За креативность тебе полагается дополнительный шашлык.

— Отлично, но в меня больше уже не влезет, — сказала Наташа, оттирая пальцы. — А с собой можно забрать?

Но в остальном все было прекрасно. Погода была практически идеальная, хоть и обещала нам в ближайшие дни дожди, как всегда бывает в Новокиневске, когда небо заполняют такие развесистые кучевые облака. Но это будет когда-то потом, завтра. А сейчас у нас был крышесносный вид на причудливые облачные картины на фоне пронзительно-голубого неба.

— У меня есть тост! — Ирина громко захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание. Потом огляделась и пришла к выводу, что ей не хватает роста. Жан с Кирюхой подсадили ее на постамент одной из статуй. — Народ! Ужасно вас всех люблю, вот! Иногда может показаться, что я стала букой и вообще перестала улыбаться, но ответственно заявляю, что это совсем даже не так! Просто я все время боюсь, что меня разоблачат! Директор телекомпании, с ума сойти…

«Ангелочки» и все остальные причастные к фестивалю, засмеялись и захлопали. Кто-то торопливо наполнял стаканы. Бегемот, ясен пень, дожевывал очередной шашлык.

— Блин, и я уже забыла, что хотела сказать! — Ирина зажмурилась и уткнулась в плечо статуе, в обнимку которой стояла. — Но все равно, знаете… Давайте выпьем за нас, а? За то, что вокруг такой безумный мир, а мы друг у друга есть. И нам вместе отлично. Кто бы мне рассказал год назад, что такое будет…

— Ура!

— Подождите, у меня не налито!

— За нас!

Возгласы были такими вроде бы банальными. Никто не пытался как-то пыжиться и как-то выпендриваться. Мы трескали шашлыки, пили винишко, пиво и лимонады. Хрумкали огурцы и помидоры, крупными кусками нарезанные в металлических мисках. Как раз первые урожаи на местных огородах пошли. Стол был без особых изысков, да и пофигу. Вместо крахмальных скатертей — простецкие клеенки, вместо официантов — двое южных парней, которые старательно прикидывались невидимками, просто делали свое дело.

Расслабились. Смыли с себя дым костров, комариные укусы и постоянную предфестивальную и фестивальную суету. Отоспались. Лица свежие, глаза блестят.

— … а мы, короче, идем по поляне, уже темно совсем, а в фонарике батарейка сдохла…

— … мужик, такой, говорит: «Стой, иди сюда! Мы тут поспорили, разобьешь?» Ну а я, такой: «Об чем базар!» Ну и стою рядом. И тут один, такой, говорит: «Забьемся, что я на этот забор выше нассу!» А второй ему: «Да сча… Я выше!» И оба мне, такие: 'Рассудишь, понял? Кто победит, тот второму пенделя прописывает. И тут я внимательно присмотрелся, а тот, первый — Глеб Самойлов. Я чуть в осадок не выпал!

— Надо было автограф просить!

— Ага, он бы и автограф тоже нассал?

— Блин, а мне на концертах все время не везло! Я как ни пыталась к сцене пробиться, там всегда амбалы какие-то…

— О, прикиньте! А я иду к столовой, никого не трогаю, а тут визг: «Смотрите, это же из 'Ангелов»! Надо теперь что ли ручку с собой носить, чтобы можно было кассеты подписывать…

Впечатления, эмоции. Отличный корпоратив. Несмотря даже на гуляющих, которые постоянно пытались у нас прикупить шашлыков. А может и благодаря им. Некоторые задерживались на дальних подступах, шушукались, глядя на наше нехитрое веселье завистливыми взглядами из серии «а что, так можно было что ли?» А кто-то, может, и «ангелочков» опознал. Они, конечно, сейчас были без своих мрачных костюмов и боевой раскраски, обычные длинноволосые парни. И смотрелись сейчас как раз на свой возраст. Давая мне повод в очередной раз умилиться тому, какие они молодые еще все-таки.

Общение то взрывалось громким гомоном, когда все пытались перекричать друг друга, торопясь выплеснуть свои истории, то стихало, прерываясь на поедание шашлыков. Распадалось на маленькие кучки и тихие разговоры. Потом эти кучки снова сбивались в единую кучу, как жидкий терминатор, и снова — бумм! Тосты, крики, обнимашки.

«А хорошо!» — подумал я, посмотрев на часы. У Евы ее занятия должны закончиться еще через полчаса примерно. И где-то еще полчаса ей нужно на дорогу до бывшего ВДНХ. Надеюсь, за это время все не успеют обожраться до состояния «мы можем только хрюкать».

— Кстати, народ! — сказал я, вспомнив еще один вопрос, который хотел обсудить. — Как насчет рвануть на море, а? У нас случилось немного неучтеных доходов, так что можем взять билеты на самолет, и…

— Только не на самолет! — тут же перебила меня Наташа.

— Да, нафиг самолеты! — поддержал ее Бельфегор. — Давайте лучше поездом!

— Серьезно? — удивился я. — Вы у меня летать что ли боитесь?

— Да ты чо! — Бегемот сделал большие глаза. — Мы в Сочи летали, когда я маленький был, а там самолет сгоревший рядом со взлеткой. Из отпуска поездом ехали…

— А меня тошнит все время в самолете!

— И уши болят…

— Так, стоп! — я примирительно поднял руки. — Значит, поездом так поездом. Но по главному вопросу возражений нет, а? На море?

— Круто! — Бельфегор хлопнул в ладоши. — С палатками, а? Чтобы на берегу прямо? Я когда был мелким, все время дикарям завидовал, давайте тоже дикарями, а?

— Мы в Евпаторию ездили…

— А мы в Сочи…

— А мы в Архипо-Осиповку…

Гвалт дошел до состояния «жидкий терминатор собрался целиком», так что я молча ждал, когда все наговорятся.

— Мы