Личный аптекарь императора. Том 5 - Егор Золотарев

— Чего? И ты туда же? Вырастил обормотов на свою голову, — пробурчал он, поднялся со стула и двинулся к двери, продолжая возмущаться.

Когда его шаркающие шаги и бормотание стихли, Дима строго посмотрел на меня и покачал головой.

— Дед прав. Ты должен был прийти к нам, и мы бы все вместе придумали, как быть, а не лезть одному в пекло. Ты мог погибнуть. Очень необдуманно и самонадеянно было с твоей стороны. Надеюсь, этого больше не повторится.

Он выжидательно уставился на меня, требуя ответа. Я пожал плечами. Да и что тут скажешь, не привык я полагаться на других.

После ужина я поднялся к себе в комнату и позвонили Лене. Мы проговорили целый час. Я вкратце рассказал о том, что профессор найден и теперь находится в лечебнице под присмотром лекарей и бойцов тайной канцелярии. Она обрадовалась и тут же рассказал об этом отцу. Сергей Орлов забрал у неё телефон и подробно обо всём расспросил. Затем пожелал спокойной ночи и пообещал заехать к нам в ближайшее время. Лене он телефон обратно не вернул.

Весь следующий день академия стояла на ушах из-за предстоящего мероприятия. Казнь будет публичная, поэтому приглашены журналисты. Правда, фото и видео съемка запрещены, поэтому они просто будут в режиме реального времени рассказывать о том, что происходит.

— И почему людям так интересно смотреть на казнь? Это ведь то же самое, что убийство, — озадаченно проговорил Сеня.

Мы втроем сидели в столовой и пили сладкий компот с молочным коржиком.

— Это говорит о низком уровне их духовного развития, — глубокомысленно заявила Лена.

— То есть ты хочешь сказать, что у нашего Саши низкий уровень духовного развития? — уточнил Сеня.

— Нет. Им движет жажда мести. Он хочет сидеть на берегу и смотреть, как плывет по реке труп его врага, — она крепко обняла меня и чмокнула в щёку.

— А ты права, — улыбнулся я. — Ещё мне нравится, когда враги корчатся в предсмертных муках от действия моих зелий.

— Какой же ты дикарь. Обожаю, — Лена страстно поцеловала меня в губы. Сеня смущенно отвернулся, будто разглядывает мозаику на окне.

После занятий я сначала съездил в лечебницу Коганов и встретился с профессором Щавелевым. Он чувствовал себя хорошо и собирался на очередную процедуру, поэтому поговорить не удалось. Меня интересовало, как он раздобыл такой ценный документ, из-за которого началась вся эта суматоха.

Профессор в сопровождении бойцов тайной канцелярии спустился на нижний этаж в кабинет физиотерапии артефактами, а я поехал домой.

Дед заметно нервничал за обедом и то и дело поглядывал на часы.

— Не бойся, раньше времени не начнут, — сказал ему Дима, когда старик в очередной раз вскинул руку и посмотрел на часы.

— Я просто думаю, что нужно ехать пораньше и занять лучшие места, а то ничего не увидим.

— Ты просто не хочешь пропустить момент, когда Распутину отрубят голову.

— Что? Это правда? Ему отрубят голову? — оживилась Настя.

— А ты что думала? — спросил дед и снова хотел взглянуть на часы, но передумал и опустил руку.

— Мне казалось, что казнь проводят с помощью кристалла.

— Кристаллом у него сначала магию заберут, а потом придёт палач и отрубит голову.

— Топором? — ужаснулась девушка.

— Мечом, — пояснил Дима. — Говорят, что тому мечу лет пятьсот, не меньше.

— Сколько же крови он выпил за столько лет, — покачала головой Лида. — Я даже думать об этом не хочу. Распутин заслуживает казни, но его всё равно жалко. Человек всё-таки.

— Он не человек, а самая настоящая гнида, — с нажимом проговорил дед и, снова взглянув на часы, обратился ко мне. — Доедай скорее и поехали. Скоро люди с работы по домам поедут, и пробки начнутся.

На этот раз нас снова сопровождали охранники. Меня их присутствие сильно напрягало. Я постоянно ощущал их напряженные взгляды, даже если они находились за спиной.

Мы подъехали к железным воротам, за которыми виднелись каменные сооружения. Дед сказал, что здесь находится тюрьма для магов. Я и сам это понял по сдерживающим рунам, начертанным на стенах зданий.

Оставив машину на парковке, мы направились к каменному зданию, сложенному из темно-серого, почти черного камня. По его виду стало ясно, что зданию не одно столетие. Дожди и солнце оставили на нём свои следы в виде трещин, выемок и сглаженных граней.

Мы подошли к тюремщикам, которые стояли у массивных двустворчатых дверей высотой в два человеческих роста, окованных железом и с потёртыми от времени кольцами.

— Здорова, служивые, — поприветствовал их дед.

Тюремщики лишь кивнули. Один из них вытащил из кармана список и проверил, есть ли там наши имена. Нашёл, проверил документы и пропустил внутрь здания, приоткрыв одну из створок.

Мы прошли через небольшой коридор и оказались в огромном зале, освещенном сотнями свечей в подвесных канделябрах. В нос ударил эфир застарелой крови. Крови разных людей. Здесь давно не проводились казни, два года точно. Похоже, казнь — довольно редкое наказание в этом мире.

Я внимательно осмотрелся. Все стены испещрены рунами, подавляющими магию. Находиться здесь тяжело, всё давит. Ощущение, будто зашёл в склеп. Хотя склепы меня не пугают, однако ощущения неприятные.

В центре зала возвышается алтарь с остроконечным голубым кристаллом размером с мою ладонь. Сразу за ним находится небольшой помост, за которым висит гобелен красного цвета с надписью «Справедливость превыше всего», с изображением весов и двух скрещенных мечей.

Слева от помоста стоит клетка с толстыми прутьями, точно такая же как в здании суда. Рядом с ним находится еле приметная дверь. Наверняка именно оттуда выведут Распутина.

Здесь же, прямо у входа в зал амфитеатром располагаются жесткие сиденья. Тюремщик, находящийся внутри и следящий за порядком, пояснил, что верхние два ряда занимают представители власти, на остальных сиденьях посетители могут располагаться как удобно.

— Пошли на передний ряд. Не хочу ничего пропустить, — махнул рукой дед и двинулся к сиденьям.

Несколько зрительских мест уже были заняты, как я понял, журналистами. Они разговаривали с кем-то по телефону и описывали зал, заметно сгущая краски. Например, один из них сказал, что гобелен пропитан кровью казненных, и с него до сих пор стекают капли. Второй говорил, что слышит голоса умерших людей, которые неприкаянными летают тут и проклинают живых. Полная чушь.

Тюремщик