Громов. Хозяин теней 6 - Екатерина Насута

— Крылья спать мешают?

— Не уточнял, но могу поинтересоваться, — не остался в долгу Карп Евстратович. — Слухи имеют обыкновение расходиться. И чем дальше, тем они… причудливей. С самого начала к Алексею Михайловичу потянулись болящие, надеясь, что он каким-то чудесным способом исцелит и их. Сперва это были отдельные люди, потом… потом их становилось больше. Порой у дома настоящие толпы собирались.

— Не знал, — я поглядел на Метельку. А тот пожал плечами.

— Да… баили, что если прикоснуться, то враз от золотухи исцелишься. Или от падучей. Не помню точно.

— Это они с британскими королями попутали[47], — Карп Евстратович дёрнул головой. — Но да, слухи таковы. И даже будто бы появились действительно исцелившиеся. Или объявившие себя таковыми. И ладно бы только толпы, в Зимний им сложно пробраться. Но и там не обходится без происшествий. Сколько уж раз нижнее бельё Алексея Михайловича пропадало в прачечных. Вороют, ироды. И пытаются продать, как и простыни, и тарелки, а позавчера близ дома его принялись выламывать камни из мостовой. На рынке, сказывают, появился чудодейственный порошок из тёртых булыжников. Это в дополнение к щепкам из его кровати или якобы ангельским перьям прямо из крыльев. Кстати, используют обычно лебяжьи, реже — гусиные.

Ну да, сам Алексей Михайлович вряд ли с пониманием отнесётся к попыткам отковырнуть одно-другое пёрышко.

— Сочувствую. Но при чём тут Серега?

— При том, что Синоду происходящее категорически не нравится. Им видится некое покушение на их власть. И дабы разрешить конфликт, Алексею Михайловичу требуется принять постриг и удалиться в какой-нибудь монастырь.

— Куда и потянутся толпы страждущих. А пускать их будут за малую плату. Так? Заодно станут торговать иконками, цепочками и в целом наладят производство святых вещей святого угодника?

— Цинично.

— Скажите, что неправда.

— Не совсем. Очевидно, что запереть Алексея Михайловича в каком-либо монастыре государь не позволит. Да и сам Алексей Михайлович не согласится. А при его способностях действовать без согласия чревато.

Ну да. Тут можно и огненным мечом по макушке схлопотать, ежели слишком уж переборщить с давлением.

— Так же остаётся открытым вопрос с браком… и с тем, унаследуют ли будущие дети сей дар.

— Это только практическим путём проверить можно.

— Поверьте, желающие нашлись… многие не отказались бы усилить свой род, если не появлением чудесного младенца, то всяко браком со…

— Взрослым ангелом?

— Именно.

— А опасений, что эта ангельская рать в оппозицию с Государем вступит, нет?

— Вот ты, Савелий, вроде бы умный, а всё одно ребенок. Кто ж такие вещи вслух произносит? — Карп Евстратович глянул с укоризной. Но я не усовестился, а он это осознал. — Не вступит. Напротив, Государь заявил, что в присутствии Алексея Михайловича его дар лишь усилился.

И это вроде бы хорошо, но не для тех, кому Слышнев мешает. А мешает он, как понимаю, очень многим. А те, кому не мешает, думают, как бы им попользоваться.

Хотя… при чём тут Серега с его школой я всё ещё не понимаю.

— Поскольку очевидно, что отказываться от своей новой семьи и заводить новую Алексей Михайлович не собирается, то… многие находят в этой его привязанности возможность.

— Влиять?

— Именно. В лучшем случае всё ограничивается попытками завязать знакомство, которое попытаются перевести в дружбу. Тут и приглашения в салоны, на вечера, ещё куда-то там… — он махнул рукой. — Чуть серьёзней — всякого рода совместные проекты, планы… проектов присылают столько, что три секретаря не справляются. А их постоянно норовят подкупить. И понимаете, что дети в этой игре тоже становятся своего рода… разменной монетой.

— Поэтому Анну и пристроили в свиту?

— Именно. Она, безусловно, женщина достойная, но не слишком искушённая в дворцовых играх. И Алексей Михайлович очень за неё опасается.

— Что в чай плюнут?

— Что используют втёмную. Скомпрометируют. Поставят в ситуацию, когда ему придётся выбирать между службой и женщиной, причём, женщиной сомнительной репутации.

— Да всё у неё нормально с репутацией!

— Это пока. Как я сказал выше, сейчас хватает желающих, как и занять её место, так и просто устроить развод.

— А они не боятся схлопотать? Ангелы, они только в сказках милосердные. Поверьте, я точно знаю!

Карп Евстратович криво усмехнулся.

— Беда многих людей в том, что они отчего-то полагают себя умнее прочих. Или сильнее. Или вот родовитей, что тоже важно. Поэтому надеяться на чужое благоразумие в данной ситуации не след.

— А я всегда знал, что политика — ещё то дерьмо.

— Для ребенка ты слишком умён. Некоторые и до старости этого не понимают.

— То есть, за нею приглядывает Великая княгиня?

— Княжна. Сестра государя — весьма благоразумна. И отлично знает двор. Она не позволит, чтобы кто-то причинил вред Анне.

— Сиси?

— Будет воспитываться вместе с особами княжеской крови, благо, во дворце детей хватает.

Хорошо, если так.

Я ведь как-то и не думал про них и про остальное вот. А теперь… даже не в политиках дело. Политики — люди большей частью рациональные. Худо-бедно, но последствия вмешательства они просчитывают. А вот всякого рода фанатики, которые непременно появятся, если вдруг…

— Никиту в Пажеский корпус убрали.

— Не совсем верно, — поправил меня Карп Евстратович. — Его устроили ещё когда Алексея Михайловича заметили. Скажем так, он не слишком горел желанием идти в министры… что понятно, с учётом судьбы его предшественников[48]. Но Государь оказал милость…

— И отказать после этого было не с руки.

Ну да, это было бы весьма и весьма невежливо. И неблагоразумно. Алексей же Михайлович показал себя человеком весьма благоразумным.

— Именно. Но да, всё получилось весьма кстати. Пажеский корпус — организация закрытая. Безусловно, какое-то влияние оказать попытаются, но… там есть, кому проследить, чтобы всё оставалось в рамках.

Верю.

Но…

— Это место не для Сереги. Если хотите куда отправить, то хоть в монастырь, но…

— Сергея определили в гимназию ещё до того, как с Алексеем Михайловичем случилось несчастье. Как и всё прочее… и потом даже я рекомендовал убрать мальчика. Или хотя бы развести вас по разным школам.

— Но?

— Алексей Михайлович отказал.

— Почему?

— Порой… порой он просто говорит, что так надо.

Ясно. Играет не он, а высшие силы,