Звездный огонь - Владимир Серебряков

Чем дальше от Земли забрались планетологические команды, составленные ими карты становились все более однообразны — не в смысле изображенной на них топографии, а в отношении имен и названий. Классическая мифология, как уже говорилось, исчерпала себя очень быстро, легенды народов мира — чуть медленнее, но к десятой-двенадцатой заселенной системе кувшин показал дно. Нобелевские лауреаты, включая записных миротворцев, кончились еще на альфанской системе; ученых употребили от изобретателя колеса до Уилсона с Пенроузом включительно (несколько раз). Жить среди наименований, почерпнутых из научной фантастики, почему-то никому не хотелось, хотя следы подобной ономастики сохранились на Новатерре. Короче говоря, уже в те времена, когда лифтовоз притащился в систему Адоная, планетографы перестали давать имена даже самым крупным образованиям на пригодных для заселения планетах, оставляя эту честь колонистам, отчего названия становились сходны и невыразительны. Габриэль не избежал подобной участи; соотносить его географию с топонимикой преисподней было бы напыщенно, а с ономастикой Рая — попросту богохульно, так что, окрестив окруженное складчатыми хребтами плато в северном полушарии венцом Творения, картографы более не утруждали фантазию и нарекали что видели и как видели (у меня зародились серьезные подозрения относительно того, кому мы обязаны пиком Сикорского). Самаэлю не досталось и того. На тех картах, которыми мы располагали, горы, равнины и провалы обозначались исключительно цифровыми индексами, составленными по сложной и невразумительной системе. Естественно, мы уже на втором витке выработали свои наименования.

Икс-точка лежала в центре обширной приполярной равнины, в полном согласии с шаблоном Арракиса тут же перекрещенной нами из «объекта гамма-38-0635» в Большой Биляд. В направлении нулевого меридиана равнина равномерно повышалась, переходя в сильно эродированную горную цепь Хребет Селедки, в противоположном — так же постепенно сходила в древнее океанское ложе. Лайман Тоу предположил, что до фазового перехода эти места представляли собой огромное болото, сливавшееся с морем, которое мы заслуженно, хотя и не слишком оригинально, поименовали Мертвым. Разные методы подсчета давали разные оценки температуры на Самаэле до того, как планета иссохла, но о полярных шапках тут не слыхивали и в лучшие времена. Ближе к экватору даже на этих высотах дул бы непрестанный ветер, отголосок стратосферных бурь, но эту северную область не затрагивали циклонические ячейки. Единственным источником возмущений служила «зона нагрева» — некая точка, почти идеально совпадавшая с полюсом, где густой воздух бурлил, словно вода в чайнике.

Проблема в том, что получить четких снимков Большого Биляда в оптическом диапазоне нам так и не удалось, невзирая на все алгоритмы разрешения. В тепловом планета сияла, точно костер; Икс-точка горела особенно жарким угольком, но и только. А радар не показывал ничего. Во всяком случае, никаких объектов больше, чем характерный размер неровностей на равнине.

Предположения выдвигались одно другого невероятней. Кто-то предположил, что планета, обладающая вполне пристойной магнитосферой, затянула магнитный монополь и тот уже миллионы лет пожирает ее вещество, заставляя распадаться протоны; после беглых расчетов вышло, что зловредная частица быстро провалилась бы к ядру — это во-первых, а во-вторых, смолотила бы Самаэль целиком, превратив в пояс астероидов. Не желавший отказываться от гипотезы Предтеч Лайман Тоу говорил что-то об энергетических машинах, лишенных материального компонента. Катерина Новицкая в сердцах огрызнулась, что фантастикой пусть занимается на досуге. Мне тоже было трудно вообразить сооружение, не имеющее в своем составе ни атома, но ведь что-то же создавало зону нагрева поперечником в два десятка километров! Откуда-то должна была браться на протяжении тысячелетий колоссальная энергия, излучаемая в строго определенном диапазоне — в том, где поглощение углекислотной атмосферы было наибольшим.

Мы перебрали все естественные причины тепловой аномалии. И ни на волосок не приблизились к разгадке.

Мне казалось наиболее странным и невероятным, что никаких других следов деятельности Предтеч на Самаэле, судя по всему, не было. Все известные артефакты укладывались, грубо говоря, в две теории, друг друга отнюдь не исключавшие — «стройка века» и «пикник на обочине», то есть были следами либо масштабных работ по колонизации, либо залетных экспедиций вроде лунного Памятника Кларку, то ли забытой, то ли нарочно оставленной в унижение питекантропам запчасти инопланетного звездолета. Икс-точка не укладывалась ни в одну из них. Если неизвестные создатели смогли установить машину на одном из полюсов Самаэля, то почему они хотя бы второй не оснастили таким же образом? Впрочем, реконструировать логику Предтеч — занятие неблагодарное. Во всяком случае, планета была во всех смыслах девственна — бесплодна, бедна и чопорна, словно монашка, и только приборы прозревали, какие бури бушуют под обманчивым спокойствием белесого облачного полога. Никаких искусственных объектов больше километра в поперечнике. Даже вездесущих колоссов нет, хотя это как раз неудивительно — когда по нашему рукаву Галактики прокатилась пятая волна Предтеч, Самаэль уже представлял собою выжженную пустыню. Если бы строители колоссов оставили в системе Адоная свои следы, их следовало бы ожидать скорей на Габриэле или его лунах.

— С орбиты мы ничего не разглядим, — резюмировала Тоомен, подводя итоги очередного мозгового штурма в рубке. — Надо спускаться.

— Вы не забыли, — рискнула возразить Новицкая. — что баржа не приспособлена для посадки на планеты афро-типа?

Это было еще мягко сказано. Для посадки на Самаэль сгодился бы разве что спецзонд — в керамической броне, с лазерным охлаждением и, конечно, без экипажа. До сих пор ни один человек не ступил на поверхность планеты афро-типа.

— Я не сказала «садиться», — на удивление спокойно — мы уже привыкли бояться вспышек ее непредсказуемого темперамента — ответила Тоомен. — Я сказала «спускаться». Сейчас мы находимся на высокой орбите — больше десяти тысяч километров в периастре. И все равно совершаем оборот меньше чем за два часа. Большая часть нами увиденного — интерполяция разрешающих алгоритмов. Если сбросить скорость до атмосферной и пролететь над полюсом в стратосфере, хотя бы выше облачного слоя, возможно, нам удастся узнать больше.

— Но…

— Достаточно, — властно перебила Тоомен. — Решение принято. Лайман — загружайте пилотские программы, одна я могу не справиться. Герр Михайлов — просчитайте, пожалуйста, скорость распада абляционного слоя в атмосфере Самаэля на разных высотах. Девочки, — она высокомерно окинула взглядом Новицкую и Фукс, — готовьте сопряжение интелтроники «Кометы» с планетографической станцией. Если случится хоть один сбой, я буду знать, кто виноват.

Не дожидаясь дальнейших указаний, я принялся подкачивать из бортового банка данных сведения о составе пемзоподобной массы, намертво приставшей к керамическим плиткам обшивки. По логике вещей покрытие должно было испаряться при входе в плотные слои атмосферы… но проблема как раз и заключалась в том, что эти слои на Самаэле начинались куда выше, чем на любой землеподобной планете.