Моя обитель - Эмили Ли

сомневалась, прошло изумительно. Улыбка не хотела покидать лицо всё время, какое они провели вместе. Прохожие бросали на них недоуменные взгляды, но воительница не замечала этого, пребывая в мире, где существовал только этот удивительный мужчина.

Лесли полностью одобряла прогулку, тем более что ей Джеймс покупал всё, что она попрошайничала. На протесты Эвелин он шутливо отвечал, что у него прогулка с двумя дамами, поэтому, как истинный кавалер, должен уважить желания обеих.

Они вернулись к таверне, где снимали свои номера, только когда стемнело, оставили Лесли и не спеша направились к зданию комиссара. По мере приближения романтика ночи выветрилась из головы. К Эвелин вернулась ясность ума и острота восприятия. Глаза выискивали возможных свидетелей её будущего «преступления», изучали местность на предмет нежелательных элементов в виде патрулей. Джеймс молча вел её странными улочками, минуя центральные. У воительницы сложилось впечатление, что примерный маршрут городской стражи он знал, поэтому за время пути им никто не попался.

Заранее заготовленный камень он протянул Эвелин, позволяя ей погасить фонарь. Вот только его игра не удалась, воительница видела, насколько метко он бросал кинжалы, с камнем справился бы и подавно. Но место для споров было не подходящее, поэтому она просто запустила камень. Несколько долгих минут оба с замиранием сердца ждали возможной реакции на звук разбившегося стекла, а затем быстро добежали до нужной двери здания.

Джеймс склонился над замком и принялся вскрывать его отмычкой.

– Джей… – потрясенно выдохнула воительница.

– Можно это останется между нами, как и случай в лесу? – прошептал он, обернувшись. – Пожалуйста, это важно. Я расскажу, когда смогу… но не сегодня и не завтра… просто подожди…

В его глазах застыла мольба, игнорировать которую Эвелин не смогла бы, даже если бы захотела. Понимала – чтобы он не сказал, поверила б. Да и не верила, что обманет.

Замок поддался. Джеймс довольно хмыкнул, аккуратно приоткрыл дверь, заглянул внутрь, проверяя, и только потом махнул воительнице. К темноте Эвелин привыкла быстро, да и внутри легко сориентировалась. В целом расположение комнат и столов было такое же, как у Хадвина.

Кабинет здешнего комиссара отличался роскошью и опрятностью. Дорогая мебель, картины на стенах, изысканная люстра. Не кабинет блюстителя закона, а комната переговоров богатого аристократа. Хотя, возможно, так и есть. Служба на благо города не означала, что комиссар без рода и монет.

Эвелин усмехнулась, представляя какое было лицо у Хадвина, когда он первый раз увидел это. Стало даже его немного жаль. Но ничего не поделаешь, Трекания более зажиточный город, может себе позволить и побаловать своих служащих красотой.

Небольшую дверь в углу кабинета Джеймс заметил первым, указал рукой. Эвелин взяла лампу со стола, пошла следом. Архив был небольшим. Вдвоем поместиться было сложно, всё пространство занимали стеллажи с коробками. Решили разделиться. Эвелин осталась перебирать архив, а Джеймс вернулся в кабинет и стал искать из тех дел, что ещё не успели убрать в ту комнату.

Чем больше проходило времени, тем сильнее крепла у Эвелин уверенность в том, что ничего у них не получится. Слишком много бумаг. Да, они систематизированы, но всё равно…

– Нашел! – громко прошептал Джеймс.

Эвелин облегченно выдохнула, стала быстро составлять коробки обратно на стеллажи. Хлопнула входная дверь. Эвелин и Джеймс переглянулись. Коробки стали возвращаться на место в ускоренном режиме. За секунду до того, как открылась дверь, ведущая в кабинет комиссара, Джеймс толкнул Эвелин в комнатку архива, протиснулся сам и закрыл за собой.

– Так и знал, что лампу забыл выключить, – донесся чей-то грубоватый голос. – Проклятая старость. Точно пора на покой идти.

Учащенное сердцебиение делало дыхание частым. Эвелин постаралась успокоиться, боясь хоть чем-то обозначить свое присутствие. Попасться самой было не так страшно, как выдать Джеймса, который стоял, прижатый её спиной к стене в кромешной темноте.

Раздался легкий звон посуды и характерный звук наливаемой жидкости в стакан, затем скрипнуло кресло.

– Твою мать, – беззвучно ругнулась Эвелин.

Похоже, комиссар решил немного передохнуть. Главное, чтобы не растянулось на часы, иначе ей и Джеймсу придется несладко. Эвелин кольнуло чувство вины за то, что она придавила Джеймса и постаралась аккуратно отстраниться, надеясь, что это не произведет никакого шума.

Его рука вдруг легла ей на живот, возвращая на место, прижимая к себе. Эвелин повернула голову, не понимая… Его губы коснулись уголка её губ, замирая и опаляя дыханием. Мир прекратил существование, делая ярче и острее их близость. Эвелин каждым сантиметром тела ощутила его присутствие. Вторая рука Джеймса обвила её талию, скользя выше, задевая грудь. Её одежда не была помехой ощущениям, тело отзывалось на его ласку, желая быть ещё ближе… Контролировать себя больше не могла. Безумное всепоглощающее желание затопило, гася здравый смысл. Она выгнулась и потерлась о его бедра, а когда почувствовала силу его возбуждения, шумно выдохнула. Его ладонь скользнула на её губы, закрывая, не давая возможности звуком выдать их, а вторая – легла ей между ног, с силой надавливая и прижимая к своему паху. Он хотел показать, как сгорал сейчас, желая её. Губы нашли мочку её уха и захватили в плен. Легкое прикосновение стало укусом, выдавая нетерпение, на грани злости. Эвелин отозвалась таким же. Заведя свои руки назад, она положила ему на бедра и с силой стиснула, ненавидя одежду, которая не давала почувствовать его внутри себя. Она немного отодвинула от него свои бедра, а потом снова прижалась, затем ещё и ещё… На сей раз об опасности забыл и Джеймс.

– Эвен, – тихо выдохнул он, теряя себя. – Эвен…

Он запрокинул её голову назад, укусил за шею, а затем язык оставил влажный след на коже, словно это могло стереть едва заметные следы зубов.

– Эвен…

Звук закрывающейся двери выдернул Эвелин из пучины собственной страсти, возвращая в реальность. Джеймс тоже замер, понимая, что комиссар ушел.

Эвелин выскочила из комнаты архива и отошла на безопасное расстояние, широко распахнула глаза и с ужасом посмотрела на Джеймса, понимая, что чуть не натворила. Её чувств он не разделил, забрал папку, взял за руку:

– Не время и не место, – сказал он с улыбкой и повел за собой прочь.

Они до самой таверны шли молча. Да и о чем можно было говорить? Тело Эвелин всё ещё горело от желания, вспоминая его прикосновения, а разум, который вернулся на прежнее место, говорил, что если она не устоит, то пожалеет.

На второй этаж таверны Эвелин вбежала, собираясь спрятаться за спасительной дверью, но он не дал ей этого сделать. Его нога, подставленная в проем, не дала ей закрыть