Птицы и сны. С.-Петербургъ: хроники иномирья. - Владимир Слабинский

на то, что трюфели – это райская пища. Не знаю точно… Однако факт, – в течение сорока лет блуждали по пустыням Арабии сыны Израилевы, ибо такова была воля Всевышнего, и «дети грозы» дали силы сыновьям Моисея выполнить ее.

Многое рассказал мне ночами пустынный шейх. Это не было учением, ибо святой не учит, он дарит присутствие.

Из состояния задумчивости меня вывело прикосновение подьячего.

– Понимаете, Федор, красота мифа в его многослойности. Трюфель сам по себе только гастрономический деликатес употребление которого в пищу не стимулирует визионерский дар. Все в нашем мире само по себе неполноценно и обретает полноту свойств только в единстве с другим. Мудрый знает: если взять большой черный трюфель, самый большой из тех грибов, что можно себе позволить, выдержать его должное количество времени в меду и приправить нужной травой, древний миф явит истинный смысл и подарит неофиту власть над временем, возможность увидеть то, что было, что есть и то, чему еще только суждено свершиться…

– Кто бы мог подумать – гриб…

– Хватит мудрствовать лукаво, время действовать! – решительно заявил Жуковский.

Мы не возражали, и он продолжил.

– Назначаю себя, как единственного профессионала, командиром! Федор, с тебя карта, и смотри, чтобы она была свежайшая! Особо предупреждаю всех насчет оружия. Согласно постановлению фаворита Его Императорского Величества графа Ротке, ношение оружия строжайше запрещено на всей территории Империи.

– Ваш фаворит просто хам! Защищать свою честь с оружием в руках есть привилегия дворянина. Что же прикажете – батонами колбасы на дуэли драться?! – яростно запротестовал Подхалюзин.

– Не мой, а Императорский фаворит. И прекрати свои фрондерские штучки! У нас объявили, что теперь об эффективности полиции будут судить по количеству изъятого оружия. Застукают – слабо не покажется! И потом, какая дуэль, ты же разночинец, а не дворянин. Хватит нам в компании одного дуэлянта. Все, обсуждение закончено, встречаемся в двадцать три нуль-нуль у Апраксина двора. Сверим, господа, часы, на моих…

IV

Ночной Петербург страшен. Город полон нежити, бандитов, сектантов, зачастую столь жестоких, что любители свежей крови – готы, – в сравнении с ними представляются кем-то вроде филателистов. Горе прохожему, что по недоразумению, или стремясь сократить путь, свернет ночью с освещенной улицы в темный переулок. Много охотников за человечинкой поджидает его в ночном сумраке. Никто ему не поможет, ничто его не спасет от лютой смерти. Даже полиция не рискует мешать охоте ночных хищников.

Апраксин двор, на углу которого мы встретились ровно в одиннадцать, одно из самых гиблых мест столицы.

Когда-то огромная территория между Фонтанкой и Садовой была пожалована императрицей Елизаветой купцу Федору Апраксину для обустройства оптового рынка. Место на манер Гостиного двора застроили по периметру складами, с которых товары развозились во все столичные магазины.

В строительстве Апраксина двора приняли участие известные архитекторы: Бертельс, Кракау, Климов, Фантана. Им удалось создать уникальный комплекс, представляющий собой гармоничный архитектурный ансамбль, сочетающий в себе торговую, развлекательную и культурную функции.

Место было удобное, прибыльное. Апраксин двор стал крупнейшим в Европе по оптовому товарообороту. Торговать здесь считалось престижным, лучшие российские купцы почитали за счастье получить здесь торговую площадь.

Однажды конкурс на аренду одного из складов выиграли выходцы из Афганистана – колдуны-сихры. Казалось бы, рядовой эпизод – кто-то предлагает большую цену и получает право аренды. Но это было начало превращения респектабельного торгового двора в криминальную Апрашку. Сихры колдовством и жестокостью выгнали остальных купцов и захватили власть на рынке в свои руки. При их активном участии старые склады сгорели от случайного пожара не только на Апраксином, но и на Щукинском дворе. Под предлогом борьбы с разрухой рынки объединили и стали отстраивать заново. Новые постройки получили новых владельцев, которые также по случайности оказались сплошь сихрами.

Начавшись, стройка уже не останавливалась. Каждую неделю сносятся одни и строятся другие бараки, магазинчики, палатки. Под поверхностью вырыты глубокие катакомбы, где удобно прятать контрабанду и укрывать преступников.

Воцарился толкучий рынок, покупателю кажется, что он находится не в центре самого европейского города России, а где-нибудь в Бухаре или Кандагаре. И не только потому, что торгуют всем: тканями, мебелью, обувью, хозяйственными товарами, а также произведениями и предметами искусства, антиквариатом. Но и потому, что в самих торговых лавках, а также в многочисленных чайных, закусочных и трактирах звучит в основном речь на чуждых русскому уху языках.

Городской архитектор с криком хватается за сердце при одном упоминании Апрашки, а глава жандармерии молча скрепит зубами и делает страшное выражение лица.

V

Жуковский прошелся вдоль шеренги, с усмешкой осматривая нас. Подхалюзин, Кузнецов и Любарский. Мы стояли как богатыри! Подхалюзин был одет врубаху с вышитым воротом, казачьи шаровары и сапоги. Широкий серебристый кушак, короткий плащ с капюшоном и холщовая сумка через плечо завершали его наряд. Рядом плечом к плечу тянулся подьячий. Глядя на Кузнецова, любой опознал бы в нем русского мастерового: котомка за спиной, плотницкий топор за поясом, фуражка на голове вполне соответствовали этому образу. Я был одет удобно, в соответствии с предписаниями Гиппократа и целью нашей экспедиции. В руках я держал большой зонт-трость, которым браво отсалютовал нашему командиру.

– Да, Аникино воинство! Спасибо, что хоть оружие не взяли, думаю, будет достаточно моего палаша, – Жуковский коснулся пальцами эфеса табельного оружия, – Впрочем, у вас господин Кузнецов, вижу, праща имеется …

– Никак нет, господин капитан! Дело в том, что веревкой я подпоясался вынуждено. Мы люди простые, а кожаные ремни ноне дороги…

– Да сопутствует нам удача, господа! Я очень признателен вам за бескорыстие… – начал я проникновенную речь с целью ободрить отряд, и был прерван Подхалюзиным.

– Тише, друг мой, и так головка бо-бо, а ты тут патетику разводишь.

– Господин подьячий, вы достали карту? – начальственно поинтересовался Жуковский.

– Да, господин капитан, карта у меня. Прошу следовать за мной и, пожалуйста, сохраняйте молчание, – Федор шагнул в темноту.

Около часа мы пробирались по каким-то невообразимым помойкам. Лазали на животе по горам пропавших овощей, прятались за коробками с заплесневелой обувью, мужественно ныряли в мусорные контейнеры. Запах стоял неимоверный. Казалось, в нем присутствовали все тошнотворные ингредиенты: гнилые продукты, нечистоты, черная магия и много чего ещё.

Я едва держался на ногах, хотя и прикрыл нос мокрым платком, едва мы оказались на территории Апрашки. Мы так провоняли, что это спасло нам жизнь, когда мы нарвались на патруль. Сторожа столь внезапно появились из-за угла, что о поспешном бегстве не могло быть и речи. Делать нечего, мы распластались прямо на очередной овощной куче. Нужно пояснить, что в качестве сторожей хозяева Апрашки