Амлет, сын Улава - Адель Гельт

Намек оказался яснее ясного, и я решительно двинулся в сторону мачты: она росла из донного крепления всего в шести шагах, так что дошел я быстро.

- Подыграть? - предложил Хетьяр.

- Лишним не будет, - ответил я. - Только не надевай больше шлема с рогами, люди засмеют, да не терзай больше так лютню, люди напугаются! Да, я понимаю, что примочка, и что у вас в дэка, чем бы оно не оказалось, на курсах, все играют именно так, но тогда мне жаль уши мирных поселян твоей страны!

Петь, однако, почти не пришлось.

- О, смотри, видишь, вон там, слева от кормы? - увиденное настолько воодушевило сына Сигурда, что я и сам заинтересовался. - Такое, ну, немного похоже на лошадь, только с крыльями?

- А, это… Что я, пегаса раньше не видел? - я отвернулся обратно. - Про них говорят, что они напевают скальдам саги, но где ты видел лошадь, чтобы умела петь? Даже восьминогий Слейпнир только ржет, а он ведь разумник среди коней всех миров!

- Эээ… Амлет, вообще-то, это эфирный слепок сути воздуха, не только сильной, но и расположенной к людям, - пояснил мой дух-покровитель. - Или ты не знал об этом? По счастью, я немного умею таких заклинать… Вернее, умел. До того, как.

Тут же оказалось, что из живых на корабле крылатого вижу только я один, Хетьяр же тоже сделался невидим и рёси отнеслись к этому куда спокойнее, чем в первое зримое исчезновение прозванного при жизни Строителем.

- Просто сделай вид, что поешь парусу свою песнь, - неслышно для прочих сообщил мне дух-покровитель. - Да предупреди, чтобы брались не за весла, а кто за что успеет… И сам поступи так же! Дальше действовать буду я!

Хирдманы подчинились: с видимой неохотой, но сразу и все — достаточно было увидеть, как сам я привязываюсь к мачте.

- Готовы? - спросил Хетьяр у меня и за всех. - Готовы! - чуть громче, чем следовало, ответил я.

Приходилось ли вам когда-нибудь пускаться вскачь на обезумевшей лошади? Приходилось?

Теперь представьте, что лошадей этих — целый табун, что всех вместе их связала, будто длинным ремнем, неведомая сила, но скачут они все равно каждая по-своему и вразнобой. Представили, но уже с некоторым трудом, верно?

Напоследок, поместите на спины понесшего табуна ладью, не самую большую и не очень маленькую, а так, в самый раз, по восемь гребцов с каждого борта… Такое вообразить уже никак невозможно — если вас только не было с нами в том обратном плавании.

Дух летучего коня, верно, обрадовавшийся встрече с тем, кто, пусть и умер, но понимает его истинную суть и верно угадывает намерения, наполнил парус со всей своей незнаемой силы: будто налетел самый жестокий шквал из возможных, но только шквал при совершенно ясном небе, да и дующий строго в одну сторону.

Нас несло по волнам так быстро, что даже киль почти полностью вышел из воды: мы не плыли, мы, натурально, летели, и было это сначала страшно, потом немного опасно, после же и вовсе привыкли — как привыкают почти ко всему суровые мореходы полуночи.

И то: нас ведь почти сразу перестало трясти, плыли мы ходко, и ветер, окружавший нас, шел с той же скоростью.

- Научишь! - радостно проорал я духу в ставший почти счастливым образ лица. - Так никто из живых не умеет, я стану первым!

- Научу, - в тон мне ответил мертвый заклинатель ветра, - если осилишь и сам захочешь!

К ночи пегас утомился. Еще мог иссякнуть запас особого духовного гальдура, сродство с которым иногда являл тот, кого при жизни прозвали Строителем… А надо было — Погонщиком!

Вышли звезды. Водитель ладьи долго смотрел в небо, загибал крепкие пальцы и что-то шептал себе под нос. Наконец, то ли он сам узнал приметы, то ли сошелся какой-то счет.

- Славная песнь, Амлет, сын Улава! - обрадовано хлопнул меня по плечу кормчий. - Не знаю, есть ли у тебя уже прозвище, но я, покамест, нареку тебя Ньердбротром!

- Это щедрый дар, добрый Альдир Хогенссон, - я, конечно, узнал имя хозяина ладьи, и сделал это еще на берегу. - Но не слишком ли я молод и неопытен для братского сравнения с самим хозяином вод? К тому же, я нахожусь в ученичестве, наставник же мой, великий скальд Снорри, сын Ульвара, прозванный за хитрость и сноровку Белым Лисом, нипочем не признает столь лестного прозвища за тем, кто, по его мнению, еще совсем негоден к доброй песне!

- Я сам с ним поговорю, - сдвинул кустистые светлые брови сын Хага. - Да, поговорю! Эй, достойные мужи! - он обратился сразу ко всем рёси славной ладьи. - Знайте, что по верным приметам мы одолели половину пути за половину светлого дня: это в шесть раз быстрее, чем обычно, не будь я водителем ладьи две дюжины лет кряду!

Достойные мужи возликовали: каждому по нраву совсем немного потерпеть, но оказаться дома вдвое быстрее!

Парус, тем временем, наполнился уже обычным ветром, не несшим в себе никакого волшебства, кроме тех крупиц гальдура, что незримо рассеяны во всем, что только есть в Мидгарде. Ветер, по счастью, снова дул в нужную сторону.

Ночью редко гребут: разве что, имея в виду уйти от погони или самому настигнуть излишне резвую добычу. Ни то, ни другое не было про нас, поэтому кто-то спал, иной чинил хитрую морскую снасть, третий вел беседу, негромкую и неторопливую, с четвертым и пятым. Таковы, последние, оказались и мы с Хетьяром, только было нас не трое, а всего два.

- Страшнее всего мне — мне, Амлет, духу уже умершего человека — стало после того, как подернулись маревом, да сгинули в нетях стены хижин колдовской деревни. - Сын Сигурда говорил и выглядел как человек, чудом переживший смертельную опасность, да, наверное, им и был, пусть и не в первый раз. - Я, по правде, и не ожидал, что ты так вовремя схватишься за эту твою мешалку! - он в который раз показал на новое древко моего копья, вернее, палку, которой только предстояло таким древком стать. - Сильная штука, это ваше соседнее дерево, или, вернее, соседское.

Случившееся было сродни чуду, хотя мне, конечно, не стоило жаловаться на нехватку в