Вперед в прошлое 10 - Денис Ратманов

Никто не ответил, донесся приглушенный голос — очевидно, команда собакам, лязгнула цепь. Шаги мы услышали, когда кто-то уже подходил к воротам. В глазке мелькнула тень, щелкнул замок, и наполовину вылез лысый мужчина в теплом халате — отец Петра, хозяин частной пекарни, одной из первых в городе, по прозвищу Корм. Блеснули линзы очков, блеснула огромная голда на волосатой груди. Потянуло мертвечиной

— Чего вам в такую рань? — рыкнул он, ухмыльнувшись.

— Позовите, пожалуйста, Петра, — проговорил я.

— Петя готовится спать, завтра поговорите.

Корм попытался захлопнуть калитку, но я перехватил ее.

— Подождите. Нам нужно кое-что выяснить у него напрямую, а не через милицию. Это очень серьезно.

Корм шевельнул бровями, еще раз осмотрел незваных гостей, сделал вывод, что и правда дело пахнет керосином, и сказал:

— Всех не впущу. Ты заходи.

— Ждем, — сказал Илья, и друзья оккупировали красивую скамеечку под магнолией возле забора, чем не обрадовали Корма, и он бросил:

— Окурки — убрать.

— Мы спортсмены, и не курим, — сказал я, оглядывая двор.

Его охраняли два белых бультерьера, бегающие на цепи вдоль забора, сейчас хозяин зафиксировал их цепи. Во дворе стояли «Рафик», «Москвич-пирожок» для развоза хлебобулочных изделий, и навороченный «Мерседес» — для транспортировки барского тела. По забору и по дому вился плющ, у порога зеленели две ели, в клумбах угадывались розы и самшит.

— Петя! — крикнул Корм. — Петя! Иди сюда.

Вскоре на пороге появился Петюня в спортивках, запахнув зимнюю куртку, он направился к нам. Корм и не думал уходить — видимо, сынок рассказывал, что его гнобят в классе — вдруг обидят дитятку. Сам Петя косился на родителя злобно, смущался.

Мертвечиной запахло сильнее. Я смотрел на одноклассника. На его лице читалось удивление, в глазах не было ни грамма страха, а вот любопытства хоть отбавляй. Не настолько он хороший актер, его чувства были искренними. Если бы у него рыльце было в пуху, он вел бы себя не так. Я протянул руку.

— Привет, Петя.

Он ответил на рукопожатие и спросил:

— Какими судьбами?

— Сколько ты им заплатил? — решил блефануть я. — Совершенные болваны. Одного мы взяли, у него погоняло Хмырь, знаешь такого?

Петя искренне замотал головой и отступил, словно стараясь спрятаться за отца. Тот насторожился и свел брови у переносицы, впился в меня взглядом.

— Ой да ладно, — продолжил блефовать я, — он сразу раскололся, сказал, что ты ему заплатил, чтобы он меня ножом пырнул. Вот мы и пришли. Решили сперва с тобой поговорить, чего уважаемым людям, — я посмотрел на Корма, — жизнь портить.

— Ты совсем обалдел? — вызверился на сына Корм и замахнулся для оплеухи, но опустил руку.

Петюня весь сжался, втянул голову в плечи, вскинул руки и попятился, причитая:

— Я ничего не делал! Нафиг ты мне сдался, чтобы за тебя еще и платить какому-то Хмырю!

В его голосе страх смешивался с обидой.

— Папа, ты ему веришь, что ли? Это бред какой-то!

Корм растерялся. Мне стало ясно, что Петюня, скорее всего, не виноват. Чтобы папаша его не прибил — вдруг в этой семье практикуется рукоприкладство, как когда-то — в моей — я честно признался, глядя на Корма:

— Меня чуть не убили нанятые неизвестные. Ваш сын был в списке подозреваемых на первом месте. Подозрения сняты. Извините.

Видя, как багровеет Корм, я попятился к калитке и пустился наутек.

— Чтоб ты сдох, придурок! — заорал Петюня.

— Ща собаку спущу! — прорычал Корм и правда побежал к бультерьеру, который будто что-то понял и принялся рваться на цепи.

Но мне было все равно. Вылетев на улицу, я объявил:

— Райко ни при чем. Валим отсюда! Корм в ярости!

— Собак спущу, суки! — донесся рев Корма.

Моя компания с визгом и ором прыснула в стороны, а собрались мы на остановке возле школы. Я еще раз прочитал лекцию, как важно ходить группами, и мы распрощались.

Домой мы с Борей попали в девять. Голодный брат рванул на кухню, я — за ним, принялся накладывать себе еще горячее картофельное пюре и котлеты, и тут на кухню вошел отчим.

— Где вы так долго? — дежурно проворчал он.

Боря глянул на него злобно, я ответил:

— Тренировка, потом девочек домой провожали, а то, говорят, завелся тут дед-педофил.

Вспомнилась история Анечки Ниженко. И ведь правда педофил завелся, надо будет подговорить друзей, чтобы гонять его.

Отчиму было неважно. Если бы я сказал, что мы кололись в подворотне, реакция не изменилась бы, потому что он сам хотел говорить и никого не слушал.

— Насчет твоего участка, вам нужно за документами в понедельник после обеда. Это я, кажись, говорил. Теперь про подключение к электросетям. — Он сделал брови домиком. — Семь тысяч хотят. Долларов. И обещают все, включая проектную документацию, сделать за неделю.

— Угу, — буркнул я, — и никаких гарантий не дают?

— Нет.

— Жаль, конечно, но нафиг. Два дома можно купить за такие деньги, — сказал я, отправляя в рот котлету.

Она была несоленая, пережаренная и жесткая. Все-таки кулинарный талант — это как почерк. У мамы кулинарный почерк не очень.

— Да, — согласился отчим. — И построить в огороде мастерские. А разрешат заниматься ремонтом всякие проверки?

— За деньги — разрешат. Надо будет изменить назначение земли, сейчас это легко сделать. А электричество-то уже есть! Спасибо вам огромное.

— Да шо уж, — засмущался Василий. — Мы ж одна семья!

Хотелось в шутку назвать его батяней, как тот бычок из мультфильма, но юмора Василий мог не понять, и я промолчал, доел котлету с пюре и спросил:

— Как там бабушка?

— Согласилась ехать сдавать анализы и проходить всякие ФЛЮ и ЭКГ. Врачиха эта — чудо просто. Взгляд — рентген.

— Вот и хорошо. — Я принялся мыть тарелку. — Замдиректора мукомольного завода звонили?

— Конечно, часа в четыре вечера, после разговора с тобой, от Эльзы Марковны. Нас там ждут завтра, в очереди стоять не будем. Солярка им нужна, но деньги нужнее. Ринату тоже звонил, договорился на субботу за тонну топлива.

— Тонну? — переспросил я.

— Ну да, — кивнул отчим. — Тысячу литров. А вот в пятницу мукомольный готов на бартер. Да и Завирюхин ждет, право собственности на землю в понедельник будет у тебя.

— Есть новости, как там Андрей в больнице? Который мой брат, — поинтересовался я, про зятя мне все было известно: он пошел на поправку.

— Никто ничего Эльзе Марковне не говорил. Потому она и психует. Ты ж вроде сам к нему собирался.

— Приехал, но меня к нему не пустили, потому что он спал, и ничего не сказали.

Пока