Двуглавый. Книга вторая - Михаил Иванович Казьмин

мои соображения насчёт того, что желание Яковлева его убить как-то связано с посещением тем Яковлевым Михайловского института. Пока мы ехали из института в Кремль, я с ним этими соображениями поделился и вот, получил оценку почти что юриста. На самом деле, именно такого восприятия я и ожидал, более того, даже где-то с ним соглашался, однако было бы интересно послушать аргументы, как тёзки, так и Денневитца, и посмотреть, насколько их аргументация совпадёт или не совпадёт с моей собственной. Сам я, как мне представлялось, оценивал версию вполне здраво, и прекрасно видел её слабые стороны — весьма вольное допущение, что «после этого» означает «вследствие этого», и практическую невозможность собрать прямые улики, это допущение подтверждающие. Сильная сторона имелась всего одна, зато мне она казалась перекрывающей все слабости — эта версия объясняла всё. Ну, всё, имеющее отношение к покушению на дворянина Елисеева, если точнее.

Выглядело всё это в моём представлении так: Яковлеву понадобились некие сведения о Михайловском институте, и он решил получить их, заведя в институте знакомства. Пришёл он в институт как клиент, попытался разговорить Бежина, а когда не вышло, воспользовался тем, что его перехватил Хвалынцев и узнал, что хотел, от Степана Алексеевича. Почему я считаю, что узнал? Потому что больше никаких попыток Яковлева подступиться к Михайловскому институту не было. Или, по крайней мере, таковые попытки остались нам неизвестными. Однако же полученные сведения привели Яковлева к необходимости устранения дворянина Елисеева. Вот, собственно, отсюда и растут слабые стороны версии — что такого сказал Хвалынцев Яковлеву, из-за чего тот так невзлюбил совершенно незнакомого ему человека, мы, боюсь, уже не узнаем…

Тем временем мы въехали в Кремль, тёзка по-быстрому переоделся в форменный сюртук и отправился на доклад к Денневитцу. Почти сразу явился и Воронков, однако начать Денневитц пожелал с доклада внетабельного канцеляриста Елисеева.

— Хм, думать он будет, — не особо одобрительно прокомментировал Карл Фёдорович реакцию Бежина на предложение помощи в возвращении к нормальной жизни. — Другой бы кто обрадовался, а этот, видите ли, подумает! Ладно, пусть подумает, я потом тоже подумаю, где ему помочь, а где и сам пускай справляется.

Ну да, понять Денневитца можно. Не каждому дворцовая полиция помощь предлагает, ох, не каждому, так что многие на месте Бежина и впрямь рады были бы, а он, такой-сякой-разэтакий, цену себе набивает, понимаешь…

— А Яковлев, поганец, и в Михайловский институт пролез, значит, — неодобрение в голосе надворного советника заметно усилилось. — Что-то у нас куда ни плюнь, везде в него попадёшь… Вы-то, Виктор Михайлович, сами как считаете, чего ради этого поганца в институт понесло?

Ну тёзка и выдал. Выдал всё то, что надумал на эту тему я, но, отдам ему должное, изложил мою завиральную идею куда стройнее и благообразнее, чем оно получилось бы у меня. Нет, определённо здешнее гуманитарное образование посильнее нашего будет, намного посильнее.

— Не слишком ли, хм, фантастично, Виктор Михайлович? — с явным сомнением спросил Денневитц.

— Не слишком, Карл Фёдорович, — тёзка так и не успел ответить, вместо него это сделал Воронков. — В свете того, что удалось узнать мне, совсем не слишком.

— Что же, Дмитрий Антонович, излагайте, — велел Денневитц.

— Сегодня проверены семь человек из восемнадцати, чьи имена были в списке, изъятом на квартире Хвалынцева, — начал Воронков. — Я начал проверку с лиц, имеющих наивысшие показатели предрасположенности к способностям, изучаемым в Михайловском институте. Так вот, трое из них мертвы, причём в одном случае это определённо убийство, в другом может быть убийством, и лишь в последнем убийством определённо не является. Из четверых оставшихся один, — Воронков обозначил поклон в тёзкину сторону, — присутствует здесь, один два года назад перебрался на Аляску, двое проживают в городе Подольске Московской губернии, ни с кем из них, кроме Виктора Михайловича, из Михайловского института не связывались.

— Про покойных подробнее, Дмитрий Антонович, — Денневитц приготовился внимательно слушать.

— Серов Василий Петрович, двадцати восьми лет, механик по арифмометрам Русско-Европейского коммерческого банка, пятнадцатого апреля прошлого года убит супругом своей любовницы Ганиной Зои Сергеевны Ганиным Фёдором Андреевичем, — выдал Воронков, глянув в записную книжку. — Дело я затребовал, однако успел и побеседовать со следователем, коллежским секретарём Максимовым. Тот рассказал, что о связи супруги на стороне Ганин не знал, пока не получил анонимное письмо, коим его известили о наличии у жены любовника и сообщили адрес, где Серов и Ганина встречались. Ганин явился туда, застал любовников вместе, Серова убил, дважды ударив винной бутылкой по голове, жену задушил голыми руками, после чего явился в полицию с повинной. Автора анонимного письма установить не удалось.

— Это, как я понимаю, определённо убийство? — захотел уточнить Денневитц.

— Именно так, Карл Фёдорович, — подтвердил Воронков и добавил: — Серов помечен в списке Хвалынцева как обладатель семи признаков.

— Дальше, Дмитрий Антонович, — потребовал Денневитц продолжения.

— Юрский Иннокентий Фомич, тридцати восьми лет, помощник инженера на заводе братьев Калининых, шесть признаков по списку Хвалынцева, в ночь с десятого на одиннадцатое мая прошлого года был насмерть сбит автомобилем на Золоторожском Камер-Коллежском валу, — назвал Воронков вторую жертву. — Свидетелей не было, автомобиль найти не удалось, и таким образом обстоятельства происшествия остались неизвестными. Однако умышленное убийство исключить здесь нельзя.

— Согласен, нельзя, — кивнул Денневитц. — Дело вы, Дмитрий Антонович, тоже затребовали?

— Затребовал, Карл Фёдорович, — ответил Воронков и перешёл к последнему на сегодня смертному случаю: — Кузес Евгений Мартынович, сорока одного года, семь признаков, столоначальник Надзорного департамента Министерства путей сообщения, был найден мёртвым у себя дома. Полицейским дознанием установлена естественная смерть от внезапной остановки сердца. Дело я тоже затребовал.

Да, скорость прохождения информации тут ни в какое сравнение с покинутым мной насквозь компьютеризированным миром не идёт. Тут вся документация существует и пересылается исключительно в «живом» бумажном виде, и дело это не быстрое. Но углубиться в размышления на эту тему я не успел, потому что Денневитц снова завладел общим вниманием.

— Мне всё это не нравится, — поморщился он. — Очень не нравится. Продолжайте, Дмитрий Антонович, работу по списку Хвалынцева, надо получить ясную общую картину. Вам, Виктор Михайлович, мои поздравления, при всей смелости ваших предположений вы, похоже, не слишком в них ошиблись. В Покров вам, как я полагаю, ещё рано, пусть сначала Дмитрий Антонович разберётся с этим списком. Продолжайте пока изучать Михайловский институт изнутри, оно вам пригодится.