Первородный. Цена магии - Евгений Валерьевич Решетов

Ознакомительный фрагментОх, что-то поплохело мне, Пётр, — просипел служивый, вытирая слюну с губ. — Будь проклят этот китайский бронхит! Спасу от него нет. Вроде бы уже переболел, ан нет. Всё ещё даёт о себе знать, аж часть маны вроде бы куда-то делась. Признаться, такого со мной прежде не было. Мана же сама собой никуда не девается. Её нужно потратить на какое-нибудь магическое умение.

Слова медленно розовеющего Василия буквально прямо сообщили мне, что тепло не просто стимулирует появление моей маны, оно и есть мана! А я могу эту ману воровать! Одуреть! Хотя, конечно, два случая — это ещё не тенденция. Правда, уже кое-какая закономерность. Фантастическая закономерность.

А ещё фантастично звучит то, что моё собственное тело, кажется, пожирает мою же ману, преобразуя её в некую жизненную силу. Потому-то слабость и ушла с приходом магического топлива, словно я был сказочным вампиром, наконец-то осушившим долгожданную рюмку крови.

Я кое-как справился со своим ошеломлением и на всякий случай уточнил:

— Василий, а вы маг, что ли?

— Так точно, — ответил тот, потирая сквозь форму грудь. — Сносно владею магией воздуха.

— А чего вы так удивились, сударь Горин? — вскинул бровь Пётр, неверно трактуя мои слова. — Среди простолюдинов-полицейских хватает магов. Я вот тоже хотел стать магом, да мне не свезло. У меня, как и у Василия, имелся десятипроцентный шанс на то, что я смогу пробудить дар. Но, к сожалению, министерство даёт всего две попытки. Мои прошли впустую. Эх…

— И что? Вы теперь даже ничего не должны министерству? — изумлённо спросил я, помня, что «синька» стоит ого-го сколько!

— Как это не должен? — удивился Пётр, поправив фуражку. — Вы разве не знаете, что министерство берёт пятую часть цены за потраченную «синьку», если претендент не стал магом? Вот теперь у меня с каждого жалования кое-чего удерживают. А ежели бы я стал магом, то ничего бы платить не пришлось. Просто подписал бы контракт с министерством на тридцать лет служения в оном и получал бы повышенное жалование.

— Тридцать лет⁈ — снова изумился я, хотя и понимал, что, кажется, удивляюсь прописным истинам. Но в моей голове не было такой информации. Вот я и ахал, как впечатлительная домохозяйка.

— А чего? Много? Дык я ведь и так собираюсь всю жизнь быть полицейским. Ну, ежели не убьют.

— Правильный выбор, правильный, — ободряюще покивал Василий и спросил у меня: — Так что с вами произошло-то, сударь?

— Меня пытались обокрасть прямо на этой улочке, — принялся сочинять я, косясь на мага, медленно избавляющегося от болезненной бледности. — Но я отбился. Правда, всё-таки получил несколько тумаков и потерял сознание. И, к сожалению, никого и ничего запомнить не сумел.

— Жаль. Преступники наверняка уже далеко. Нам их не догнать. А без описания мы их найти не сумеем, — расстроился Василий.

— Мда, жаль, — вторил ему Пётр и следом глянул на меня. — Мы чего вообще за вами-то пошли. Я случайно услышал, что брат ваш с утра везде ищет вас. Говорит, что вы пропали куда-то. В студенческом общежитии вас со вчерашнего дня никто не видел, в библиотеке тоже. И ни слуху ни духу от вас. Вот он и забил тревогу.

— Да я… впрочем, неважно. Спасибо за помощь. Я непременно заскочу к брату, раз он искал меня.

— Дык они оба вот тут на площади в питейной «Заводной Иван», — проговорил Пётр, махнув рукой в сторону выхода из проулка. — Давайте мы вас проводим, а то мало ли что.

Оба? Видимо, братьев у меня двое. Но я их вообще не помню, хоть убей! И родителей не помню, и детство, и даже имя своё… И впрямь как с луны свалился. Как же у меня так сильно память отшибло?

— Ну, господа, пойдёмте, — сказал я, решив, что встреча с братьями поможет мне докопаться до истины.

Служивые двинулись в сторону площади, а я пошёл следом за ними, посчитав, что мне пока лучше никому не рассказывать о своих многочисленных странностях. Непонятно, какие могут быть последствия. Лучше помалкивать.

Я сам себе кивнул и вместе с полицейскими пришёл к развесёлой питейной. Внутри неё звучала музыка, а за круглыми деревянными столами выпивали сытого вида горожане. Хватало тут и хохочущих дам в откровенных нарядах. Среди них особенно выделялись обладательницы больших, тугих грудей, чрезмерно пухлых губ и ресниц, похожих на опахала. Всё их «богатство» выглядело фальшиво, неестественно и даже вызывающе. Впрочем, вели они себя прилично. На колени ни к кому не садились и на барную стойку не забирались.

— И вот в этом месте сидят люди, чей брат потерялся? Что они тут делают? Отмечают? — еле слышно пробормотал я себе под нос и вместе со служивыми вышел на середину заведения.

— Вон они! — некультурно указал пальцем остроглазый Пётр на двух парней лет двадцати-двадцати двух.

Они сидели за столом боком к входу.

Один из них мог похвастаться крысиными усиками, ярко-малиновым пиджаком и тёмными короткими прилизанными волосами. На его руке призывно сверкали золотые часы, а на худощавом лице с живыми карими глазами плясала лукавая усмешка.

Второй брат оказался постарше. Серьёзный такой, коренастый, лысый парень в кожаной жилетке и полушерстяной клетчатой рубашке. На его грубоватом лице росла жёсткая на вид щетина, щеку пересекал уродливый шрам, а взгляд оказался тяжёлым и острым.

Братья выглядели по-разному, но были для меня совершенно одинаково незнакомы. Казалось, что я их вижу впервые.

Мы с полицейскими пошли к ним через шумный зал, пропахший пивом и жареным мясом. Но всё же в царящем вокруг гаме мне удалось различить, о чём говорили братья.

— … Хороший наставник научит тебя контролировать свои биоритмы! — возбуждённо сказал модник, отчаянно жестикулируя рукой с часами, будто хотел привлечь внимание к золотой вещице. — Ты будешь зарабатывать деньги, не вставая с дивана. Наставник тебе и чакры почистит, и ауру!

— Пусть лучше он тебе башку почистит от глупых мыслей. В университет поступать не стал, теперь ерундой