Черкес 2. Барочные жемчужины Новороссии - Greko

— Пишет мне тут Фонтон, что вы человек сообразительный и прочие комплименты. Да я и сам вижу: выдержки вам не занимать. Ну, стало быть, политесы разводить не стану, объясню все чин по чину. Спенсеру решено препятствий не чинить, извиняюсь за каламбур. Пусть развлекается в Одессе. Город у нас — веселый.

— Никакого наблюдения? — искренне удивился я.

— В Одессе-то? Тут не Константинополь, где любой иностранец — как бельмо на глазу. Тут скорее русский человек в толпе будет выделяться. Вам еще предстоит все это своими глазами увидеть. Какой смысл его настораживать плотной опекой? Какие секреты ему откроются? Шпионскую сеть создаст? Так ее и создавать нет нужды — любой свободно заезжает. Твори, что душа пожелает.

— Я бы не сказал, что свободно…

— Ну, карантин. Ну, посидите две недели… Осталось — всего ничего. В общем, решено так: ваша задача — укрепить доверие, чтобы дальнейший вояж данного господина не обошелся без вашего участия. Если возникнет нужда связаться со мной или моими коллегами в будущем, называйте его в записках «Бююк».

— Почему «Бююк»? То есть «большой»?

— Почем я знаю? Так Фонтон предложил.

— Наверное, придумал такое имечко, потому что со Спенсером я встретился впервые в Бююкдере.

— Мне знать подобное невместно, приказ есть приказ, — штабс-капитан развел руками. Мол, люди мы маленькие: что начальство придумало, нам и выполнять.

Что приказано? Кем приказано? Ну-ну. Так уж ты крепок, штабс-капитан? А если так?

— Отчего вы такой запыленный, Ваше благородие? Нас встречал на границе офицер — всем офицерам офицер, мундир — как с картинки, — задал я заинтересовавший меня вопрос. Да и обстановка располагала к легкому троллингу. Свалился на меня пыльный мешок — и команды раздает. Есть над чем задуматься.

— Это вы никак про нашего «павлина»? При случае расскажу, что за гусь лапчатый. А мне делом приходится заниматься. Полночи за контрабандистами гонялся, весь извазюкался. Давайте начистоту, Константин Спиридонович. Вижу в вас недоверие к моей персоне. Вы мне не подчиненный, я вам не начальник. Передал, что поручено.

Штабс-капитан встал из-за стола, одёрнул в углу занавеску и извлёк на свет божий пузатую бутылку, два стакана и яблоко, которое он быстро разделил на дольки.

— Санторинское! — похвастался он, разливая вино по стаканам.

— Богато живёте! — отозвался я, вдыхая позабытый сладкий запах.

— Так ведь — Одесса!

Я отметил про себя, что любое выдающееся явление — от пыли до эксклюзивного вина — одесситы воспринимают, как нечто само собой разумеющееся и имеющее самое простое объяснение коротким словом «так». Забалованные в конец, ребята! Или привыкшие к чудесам? В Стамбуле я слышал от Цикалиоти, что в Вене издается газета на греческом для одесситов, в которой их город описывается исключительно как рай на земле. Сидя в карантине, сложно думать о реках из молока и меда, текущих по здешним улицам.

Мы «вздрогнули», похрустели яблочком, глаза у обоих потеплели.

— Прекращайте дуться, Константин Спиридонович! — сказал офицер, разливая остатки вина по стаканам.

Я обратил внимание, что его обращение по имени-отчеству режет мне слух.

— Называйте меня, Костой, ваше благородие!

— Вот это по-нашему! — хлопнул себя по коленке офицер. — Будь мы в армии — другое дело! А промеж своих, чего чиниться!

Видимо, тема «промеж своих» штабс-капитана задевала не на шутку, коль скоро он ее второй раз уже поднимает.

— Ты, Коста, не вздумай меня аристократом каким считать. Выслужил звания свои. Из унтеров в офицеры поднялся. И человеческое отношение — ценю! Выпьем!

Мы допили остатки санторинского. Сладкое вино хорошо вдарило по мозгам.

— Николай Ефстафьевич, не в службу, а в дружбу: мне бы в город вперед Спенсера попасть. Оглядеться, осмотреться, понять, что почем…

Офицер расхохотался так, что щеки налились краснотой.

— Нешто засиделся в городке? На волю потянуло? Одесситок — на штык!

Я с укоризной откинулся на стуле, выражая всем своим видом полное несогласие со столь вольным прочтением своих намерений.

— Пардон, пардон… Вырвалась двусмысленность. Армейские повадки, сам понимаешь! Тебе же четыре дня всего осталось под замком сидеть. А, впрочем, есть резон в твоих словах. Сам ты — не местный, будешь, как и твой подопечный, как теленок в вымя мордой тыкаться, в городе оказавшись. Осмотреться, говоришь?

— Оглядеться, понять, что — куда…

— Вряд ли, ты что-то сообразишь за одну вылазку, — задумчиво произнес Проскурин, постукивая пальцем по пустому стакану. — Вопрос на самом деле серьезный! Вот отпущу я тебя, а Спенсер задумается: за что ж рабу божьему, Косте, такие привилегии?

Я набычился. Хорошо ведь сидели!

Стены в конюшне у Джузепино, плавание на корабле, скованного перилами палубы, четыре опостылевшие стены карантинного домика из ракушечника — все это настолько мне обрыдло после полной приключений стамбульской эпопеи, что я был готов на все, чтобы убедить штабс-капитана выпустить меня на свободу. Хоть на денек! Хоть на несколько часов! Ведь где-то там, наверху, люди идут по своим делам, не спрашивая разрешения. Оттуда доносятся звуки оркестра, ветер приносит радостные крики даже в полночь, когда оранжевая одесская луна выстилает мне свою дорожку, словно приглашая сбежать ото всех в понтийские воды…

Встряхнул головой, прогоняя морок. Поднял полные тоски глаза на офицера.

— Эко, брат, тебя разобрало! — мигом считал он мое состояние. — Как сказала одна умная русская голова: избыточная строгость законов Российской империи искупается необязательностью их исполнения! Помогу я твоей беде. Вот прямо завтра и помогу! Найдешь, что Спенсеру сказать?

Совместное распитие — святая процедура: градус доверия повышает моментально.

— Не вопрос! — ответил ему уверенно.

«Таможня» терзать мой разум возмущенный не стала. Чутко и профессионально уловила мой настрой. И быстренько выдала весь расклад.

Все оказалось намного проще, чем я себе вообразил. Достаточно было скинуть опостылевший «санаторный» наряд и покинуть незамеченным территорию городка — и ты уже условно свободен. Впрочем, во избежание последствий, требовалось вернуться до темноты и на следующий день пройти традиционный осмотр в лазарете.

Понесся вприпрыжку к нашим «бунгало», напевая про себя «А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь…».

Мой выхлоп на Спенсера произвел впечатление. Еще большее — мой рассказ.

— Вам, мистер Эдмонд, стоит запомнить два русских выражения, обязательных к употреблению. «na vodku» и «dai na vodku». Первым вы благодарите любого за оказанную услугу, подкрепляя свои