Империя проклятых - Джей Кристофф

Маркиз вздрогнул, и по спине у него пробежал холодок, когда Марго погладила его по щеке.

– Только тебе я могу поручить это, Жан-Франсуа. Никому другому довериться я не могу. Ни твоим братьям и сестрам, ни кузенам и кузинам – никому другому при нашем дворе. Неужели ты не видишь, что из всех ужасников, что я сотворила, я доверяю только тебе? Только тебя обожаю?

Марго наклонила голову, всматриваясь в глаза Жан-Франсуа.

– Oui, – прошептал он.

Позади него на помосте четвертый из волков Императрицы – неповоротливый зверь по имени Верность – облизнул зубы, с которых капала слюна. Марго переместилась, не сделав ни одного движения, в мгновение ока, затем коснулась щеки Жан-Франсуа и протянула к нему руку. У нее на ладони лежал стеклянный флакон, наполненный кроваво-красным порошком, и тяжелый железный ключ.

– Принеси то, что мне нужно, дитя. Принеси мне империю.

– Как угодно, – пробормотал Жан-Франсуа, поклонившись.

III

Убийца стоял у узкого окна, все еще ожидая конца.

Комната изменилась с тех пор, как он оставил ее, когда его потащили в ад. Плиты отмыли почти дочиста, а на пол бросили старый ковер из овечьей шерсти, чтобы прикрыть пятна крови. В очаге не было пламени, но он еще хранил тепло: несколько часов назад в нем разжигали огонь, желая прогнать холод. В центре комнаты стояли два старинных кресла, а между ними – небольшой круглый столик с двумя золотыми кубками, пока пустыми, но вселяющими надежду.

Все снова было расставлено в определенном порядке, как фигуры на игровом поле в ожидании игроков. Но хотя на этот раз они попытались добавить комфорта, последний угодник-среброносец знал, что это за комната.

Но все же лучше здесь, чем в темнице, которую он только что покинул.

Шесть ночей он провел, умирая от голода и жажды на дне пустого колодца во чреве башни. Его язык напоминал русло реки из глины, растрескавшейся из-за засухи, а горло – пустынную равнину. Его единственной компаньонкой была боль – мучения, крики в лужах крови и подернутые дымкой сны о ней.

Он уже был в горячечном бреду, когда его наконец вытащили наверх, дали вдохнуть полные легкие санктуса, настолько сладкого, что он даже заплакал от восторга. Группа рабов-мечников сопроводила его в баню в самом сердце замка, где двое симпатичных смертных – зеленоглазая девушка-зюдхеймка и темноволосый красавчик-нордлундец – погрузили его по грудь в удивительно теплую воду. Они купали его, медленно смывая кровь и грязь с волос, и даже щетина на покрытых шрамами щеках вибрировала от удовольствия. К тому времени как они закончили, Габриэль снова почувствовал себя почти получеловеком. И поэтому, когда он ощутил, как красавчик касается его плеча, а горничная медленно скользит кончиками пальцев по внутренней стороне его бедра, он обнаружил, что благостно вздыхает и нападения вовсе не жаждет.

– Что вы делаете? – прохрипел он, потому что горло все еще саднило от криков.

– Наш хозяин поручил удовлетворить ваши потребности, шевалье, – ответила девушка. – Все потребности.

– Как вас зовут?

Девушка растерянно моргнула.

– Меня…

– Ваше имя, мадемуазель, – настоятельно повторил Габриэль.

– …Жасмин.

– Дарио, – пробормотал красавчик.

Он мягко оттолкнул и руки, и губы.

– Благодарю вас, mes chers. Но я не настолько голоден. И не настолько ублюдок.

Его обрядили в старую одежду из кожи, теперь выстиранную, сапоги были начищены, туника – без единого пятнышка. И после трех тарелок рагу из кролика и полбутылки вина, настолько редкого, что им одним он мог бы заплатить за замок в Нордлунде, Габриэля под охраной снова препроводили на лестницу и в башню, где он ждал удовольствия снова увидеть маркиза Жан-Франсуа крови Честейн.

Долго ждать ему не пришлось.

Глядя в окно на горы, Габриэль вдруг почувствовал касание, будто чья-то рука смахнула ему волосы с шеи. Обернувшись, он увидел холоднокровку, стоявшего в двадцати футах от него – их разделяли кресла и стол с пустыми кубками.

– Надеюсь, вы чувствуете себя отдохнувшим, шевалье? – спросил Жан-Франсуа.

Маркиз оделся в светлый наряд, по мраморным щекам струились золотистые локоны. Рубиновые губы были изогнуты, а белки глаз окрашены свежей кровью. И хотя за последние шесть ночей он не видел историка ни разу, Габриэль знал, что за каждым мгновением его пыток стояло это чудовище. Чтобы наказать его за нападение во время беседы.

– Как горло? – спросил он.

– Лучше.

– Могу это исправить.

Улыбка холоднокровки помрачнела, стала чем-то, что охотилось за настоящими улыбками ради забавы. На мгновение воздух сгустился и потемнел, как кровь в венах.

– Я подумал, что мы могли бы попробовать еще раз, де Леон, – заявил Жан-Франсуа. – Могли бы поговорить как джентльмены, провести красную линию и не переступать ее, позабыть все наши взаимные обиды. – Маркиз указал на кресло. – Присядешь?

– А что будет, если не присяду?

– Держу пари, кровопролитие. – Жан-Франсуа полез в карман сюртука и извлек небольшую опасную бритву с блестящей перламутровой рукоятью. – И не из приятных.

Габриэль взглянул на лезвие.

– На мой взгляд, немного маловат.

– Дело не в размере клинка, шевалье, а в мастерстве владения им.

– Эту песню поют все коротышки, которых я когда-либо встречал.

Маркиз усмехнулся и щелкнул пальцами, дверь камеры открылась.

С той стороны стояла в ожидании Мелина, верная рабыня Жан-Франсуа, в платье с черным лифом, которое обтягивало осиную талию и ниспадало водопадом тяжелых юбок. Войдя в комнату, она поставила на стол золотое блюдо.

Габриэль увидел химический шар, чашу с дымящейся водой, накрытую полосой муслина. На блюде рядом с маленькой щеткой из конского волоса лежал кусок настоящего мыла.

Его взгляд снова вернулся к маленькой бритве в руках у монстра.

– Ты издеваешься.

– Моя плоть не успела стать достаточно взрослой, чтобы вырастить нечто большее, чем тень бороды, но мне говорили, что бороды могут вызывать довольно… сильное раздражение. – Жан-Франсуа поморщился. – И, честно говоря, шевалье, твоя борода выглядит не столько бородой, сколько богохульством.

– Мне необходимо поддерживать сложившуюся репутацию.

– Примите эту услугу в качестве извинения. Заботы, дарованной после лишений. Если, конечно… ты доверишь мне поднести нож к твоему горлу?

Монстр улыбнулся, в воздухе, потрескивая, вспыхивали искры садистского удовольствия. Габриэль знал, в какую игру здесь играют, какую жестокую цель преследуют. Шесть ночей он страдал от мучений, а затем его притащили назад, к ногам этой твари, чтобы он признал, что все еще находится в его власти. Придется подставить горло этой пиявке и молиться, чтобы он его не вскрыл.

Сдаться.

Откинув с плеч волосы, Габриэль опустился в богато украшенное кожаное кресло. Монстр улыбнулся, глядя на него