Наномашины, наследник! Том 9 - Николай Николаевич Новиков

в таком маленьком теле такая сила, но, полагаю, пока что мне никто не скажет. Раз так, то обойдёмся без применения силы в принципе, — говорил он чётко и твёрдо, хотя вот корона из его головы пропадать не спешила, — Тогда, Князев, раз ты настаиваешь, я выслушаю твои предложения с глазу на…

— Никуда. Вы. Не. Пойдёте, — процедил я.

Все на меня обеспокоенно глянули.

— Один дьявол, второй тиран. Я знаю, что вы будете решать за МЕНЯ. Вы не считаетесь с мнением! Ну уж нет — говорить будем здесь, и все!

Виктор вскинул чёрные брови, Вильгельм нахмурился.

Так и знал! Стоит только взрослым начать говорить о детях, как о мнении последних даже и не подумают! Нет. Никуда они не пойдут, и решать будут со мной! И плевать, что я ребёнок!

Со мной. Будут.

С̙͉͔Ч̭̣̪И̣̫̩Т̼͓͍А̟͕̖Т̖̣̼Ь̗̞̤С̹͖̯Я̮̬̯!̞̟̺

— Что-ж… значит пора менять тактику, — улыбается Виктор, — Я не против, Миша. Но твой дед…

— Хорошо, — он сложил руки за спиной.

Хмурюсь.

И вот, моя сила, мои возможности предотвратили возможный плохой исход.

Достаточно было показать, что с тобой нужно считаться. И переговоры продолжились. Ну как удобно, да⁈

— Отец… — процедил Марк, — Объясняйся!

— Объясняться? Я? — задрал он бровь, — По-моему, у нас у всех здесь есть вопросы. И вот тебе, Марк… — смотрит он в глаза сыну, — Придётся ответить первым. И не передо мной.

Отец слегка дрогнул, прекрасно осознавая, на кого он намекает. И медленно перевёл взгляд… на меня.

Я смотрел прямо на него. Прямо ему в глаза.

— Миша… — прошептал он.

Я никак не отреагировал.

Конечно, я уже достаточно взрослый, чтобы не впасть в истерику и не затаить какую-то глубокую детскую обиду. Я понимаю, что он тоже человек и тоже может ошибаться. И что у него наверняка были свои причины.

Но сейчас мне вообще не до шуток. И я действительно буду ждать от него ответов. И он ответит.

Виктор Князев же в это время нахмурился, сжал и разжал свою руку и огляделся. Его глаза, однако, всё так же продолжали мерцать алым при каком-то определённом ракурсе, а при каком-то — тёмно-зелёным, некромантским.

— Что ж, действительно, я не чувствую в тебе Гордыни. Ты даже не герцог. Интересно, что это такое? — сказал он, — Странно. Впрочем, наверняка ты не скажешь.

— Угадал, не скажу.

— Ну раз так… — хмыкнул Тёмный Император, явно не чувствуя огромной проблемы во всём случившемся, — Давайте говорить и договариваться. Раз уж мы тут все собрались.

Но тут резко открывается дверь в другое помещение, видимо кухню, и заходит Эскофье!

— Господа, а вам десерти… уой-ой-ой… — увидела она всех нас и мёртвого охранника и тут же на ходу разворачивается, — Извините, попозже зайду.

Она закрывает дверь и исчезает.

— Милая девчушка. Люблю француженок. Ну, впрочем, не секрет, — говорит Князев, — Так, Вильгельм, дорогой мой друг, твоя точка зрения? Что ты хочешь нам…

— Я понимаю, Виктор, что ты специалист в переговорах, — резко перебивает его Вильгельм, — Ты всегда переворачиваешь диалог и берёшь его под контроль. Ты — дьявол, и это твоя сила. Но поверь, со мной так не выйдет. Твоя ловкая попытка навязать темы и ритм не выйдет, — корона из его головы замерцала, а голос Вильгельма огрубел, — Вы в моём доме и темы задаю я. И для начала говорить будешь не ты, Виктор, — он переводит взгляд на Марка, — Марк, есть что сказать мне и сыну?

И отец, до этого отмалчивающийся, выдыхает.

Момент истины. Почему от меня скрывали одну из главных тайн?..

— Да. Есть… — прошептал он, — Миша, ты… — он пытался подбирать слова, — Наверняка ты сейчас очень обижен и зол. Эмоции скрывать ты не умеешь. Этим ты… действительно в маму и бабушку, — с грустью улыбается он, а потом, помедлив, продолжил, — Причина, почему я тебе ничего не рассказывал о твоём родстве, о твоём и моём наследстве… да потому что я трус.

Хмурюсь, глядя на отца. Он на меня не смотрит.

— Я боялся, что это тебя сломает. Ещё с самого детства было понятно, что ты перерожденец, и я верил, чего-то тёмного и злого. Я не хотел этого, не хотел возвращаться в Германию, не хотел тебя лишаться и не хотел… Чтобы Аня плакала и переживала. Я всего этого не хотел. И что делать я не знал, — шептал он, — Тебя бы забрали. И даже если мы бы тебя укрыли — я верил, что ты сам пойдёшь за такой огромной силой. Я просто…

И он выдохнул, сжимая кулаки и процеживая сквозь зубы:

— Я просто боялся тебя потерять. Эта информация могла разрушить абсолютно всё, ради чего я всех предал, бросил и какую жизнь выбрал! Я просто хотел… чтобы всё осталось хотя бы так же. Вот и всё. Поэтому я ничего не говорил.

Я опускаю взгляд.

— Наверное, здесь было миллион других верных решений. Но я… просто ошибся. Вот и всё. Прости меня, Миша. Это моя вина и только моя. Ты должен был знать. Но я просто… не понимал, что делать.

Повисла тишина. Эти слова отцу давались явно не легко. И не потому, что он принципиально не хотел их говорить, а потому что он действительно искренне чувствовал свою вину. Здесь всё объективно и понятно. Он действительно очень сильно облажался.

— Нельзя… ни в коем случае нельзя держать такое в тайне всё время! — сказал я.

— Нельзя. У меня нет оправданий, — прошептал Марк, — Тайны, обманы, недоговорки — это то, что рушит семью. Прости.

Я сжимаю кулаки. Напрягаюсь.

Да, я злюсь. Идиотское «прости»? Просто «ПРОСТИ»⁈ Серьёзно⁈ Что, теперь каждый косяк можно исправить обычным «прости»⁈ Конечно же нет! И это меня тоже злит!

Но это говорит моя детская обиженная сторона. А с другой стороны, что он ещё может сказать? Он что, отправится в прошлое и всё это исправит? Ему нужно что-то сделать? Нет, всё уже случилось. И всё, что мы можем — только решать вскрывшуюся проблему.

Но есть ещё одна.

Да, надо решить прямо сейчас, кто я: маленький малыш или уже взрослеющая личность.

Я вновь выдыхаю, прикрываю глаза, успокаивая сердцебиение и подавляя гнев:

— Я прощаю, пап.

И отец вскидывает на меня глаза. Всё