Последний Герой. Том 1 - Рафаэль Дамиров

Я вчитался. И замер.

Не «милиция».

Полиция.

Какая ещё полиция, вашу мать?

И тут меня накрыло. Воспоминания — целая волна, мутная, рваная. Но она шла не от меня. Не из моих прошлых лет. А из этого тела.

Я — лейтенант полиции Максим Сергеевич Яровой. Вчерашний выпускник Волгоградской академии МВД. Штабной, бумажный… э-э, червь?

Вот оно как…

Имя с отчеством прежние — спасибо хоть на том. Привыкать заново не надо. Хотя, если это сон — то фиолетово. Но, похоже, всё-таки не сон. Слишком уж реалистично. Пол холодный, босые ноги зябнут. На казанках ссадины пощипывает после боя с телеком. Пальцы чужие, но слушаются же.

Нет. Это не глюк, это уже жизнь. Только не моя. Что ж… была ваша, стала наша.

— Господи… Что с телевизором? — выдохнул врач и поправил очки, щурясь на разбитый экран.

— Сломался, — пожал я плечами и потер кулак о ладонь. Кожа — блин, нежная, как у Люськи из кафе «Весна». Эх…

— Безобразие, — гундел эскулап. — Техника на балансе больницы. Я вынужден буду…

— Спасибо, Сергей Иванович, — осадил его полкан, даже не глянув. — Мы всё уладим, решим вопрос. Сотрудник не в себе. Головой ударился, сами видите.

— Я, собственно, об этом и хотел рассказать, — не унимался врач. — Скорая, когда пациента везла, сообщила о факте черепно-мозговой. Мы уже операционную готовили. А как затылок от крови отмыли — оказалось чисто. Ни трещины, ни ссадины. И что…

— Бывает, — хмыкнул полкан снисходительно. — Врачебная ошибка, вам ли не знать.

Доктор в белой тужурке замотал головой так, что я подумал — отвалится. Вот и проверим, не сон ли это.

— Исключено! Там дежурил на скорой Фёдор Ильич. Он раньше хирургом был, пока не попросили — за пьянку. Он не мог ошибиться, у него глаз…

— За пьянку, — перебил полкан и прищурился. — Вот и выходит, что веры теперь и нет. Спасибо, доктор, за работу, но вы свободны.

Врач что-то пробурчал под нос, дескать, неизвестно, что у вас тут творится, и всё-таки вышел.

Второй полицай — подполковник, тоже немолодой, но холёный, с лицом неглупым и наглым. Шагнул к двери и плотно её закрыл. Щёлкнул замок. В палате стало тихо.

Улыбки сползли с морд посетителей, и теперь уж не осталось никаких сомнений — не нравятся мне эти гуси.

— Ну что, герой, — проговорил полкан таким тоном, будто я ему должен и скрываюсь полгода. — Устроил ты, конечно…

Судя по званию и повадкам — это начальство того самого Ярового. Теперь, считай, и моё.

— Хотел, кхм, экран поправить. Голова закружилась… — выдал я на ходу. — Ну и… Хлипкий, видать, кинескоп. Не то что у «Горизонта».

— Да чёрт с ним, с телевизором, — поморщился полкан. — Я про вчера. Как ты так, на рабочем месте?..

Почему лицо этого начальника казалось до боли знакомым? Лысый, как коленка старого урки, с пузом, вторым подбородком, а взгляд — сверху вниз с лёгким презрением. Всё при нём, всё указывает — начальство, блин.

Где ж я тебя видел, голубь сизокрылый? Почему ты мне так знаком? Не встречались ли мы по прошлой жизни?

— Несоблюдение техники безопасности в служебном кабинете, — вклинился в разговор подполковник, подавая казенный табурет шефу. Оба сели. Смотрят. Сейчас начнут грузить.

Хотелось спросить: а вы вообще кто? Кто по жизни? Я полез в память тела, в котором теперь обитал, но нет — глухо. Как с ваучером: знаешь, что был, а где он теперь — хоть убей. Память выборочная, как в с похмелья. Тут помню, тут не помню.

Но стоило об этом подумать, как всё-таки всплыли куски. Ожог. Удар током от… шайтан-машины, мать её. Падение. Темнота.

А перед этим — женщина. Ух! Волевая, темноволосая, задница — как с обложки.

Кобра. Точно. Вспомнил.

— Я не виноват, что у вас… у нас в отделе техника бракованная, — сказал я, глядя на подполковника.

Ничем ведь не примечателен, кроме погон. Заглядывает начальству в рот, кивает — типичный кадровик. Ну да точно, начальник кадров — снова что хотела, то и подсказала память.

— Ты вот что, Яровой… — снова начал лысый, прокашлявшись в кулак.

И тут же в голове всплыло: «Морда». Так его звали в отделе. Прозвище, а вот имя с фамилией не вспоминались. Не заслужил, видимо.

— Подпиши объяснение по факту несчастного случая, — сказал он, расстёгивая портфель и доставая лист бумаги. Белый.

Протянул мне его, а документ-то отпечатан на принтере. Не матричном — на модном, лазерном. Такого у нас в РОВД отродясь не было.

Живут, гады. А я до последнего дня на «Ятрани» хреначил. Добрая была машинка, только каретка заедала.

— Это что? — взял я лист в руки.

— Яровой! Ты как с начальником разговариваешь⁈ — вскипел кадровик. — Бери и подписывай!

— Владимир Степанович, погоди, — осадил его Морда. — Он пока, видимо, не в себе…

— Есть такое, — хмыкнул я. — Даже вас плохо помню.

— А я тебе напомню, — не унимался кадровый фанат дисциплины. — Как выйдешь с больничного — принесёшь мне тетради по служебной и морально-психологической подготовке. На проверку.

Спорить я пока не стал. Рано. Ещё просекут, что я не тот, за кого себя выдаю — и всё, дурка обеспечена.

Пока — играем в Максимушку. Не себя. А того. Молодого. А значит, вид надо делать — пытливый, но чуть с придурью. Такой, типа, как у Лёни Голубкова: «Я не халявщик, я партнёр».

И я пробежал глазами объяснение, отпечатанное якобы от моего имени. Читаю — и глаза на лоб лезут. Оказывается, я, значит, рухнул не в кабинете, а в толчке. Поскользнулся, мол, на брызгах или прочем «культурном наследии». До меня туда, якобы, бомжей водили грабли мыть, чтоб пальцы откатать, а они — извините — напрудили.

Это что получается? Лейтенант в сортире в мочу нырнул?

Нет, братцы. Так не пойдёт. Он теперь — это я. А значит, и вся его «репутация», которая и так явно на соплях держится, — теперь на моих плечах. Мне теперь за него всё и разгребать.

Нет, я не горел желанием служить в этой вашей… полиции. Само слово режет слух. Как выберусь — уволюсь к чёртовой