Резервный экипаж - Юрий Ляшов

Смутил меня этот звук. Слишком сильно он резанул по ушам. Я замер, прислушиваясь – тишина. Вот что меня настораживало: тишина, на фоне которой падение лампы не звякнуло, а громыхнуло. При всей толщине переборок и обшивки, хотя бы отголоски утробного гула маршевых двигателей должны были доноситься в любой отсек. Не урчала система вентиляции, не шелестела в трубах вода, не пищали датчики, коих в технических каналах пряталось по десятку на каждую каюту. Нарушаемая лишь тихим жужжанием ламп тишина казалась нереальной – не мог корабль так жить. Я поёжился и озвучил свою догадку:

– Мы терпим бедствие!

– Нет! – недоверчиво помотала головой Вика.

– Корабль обесточен. В отсеках никого нет. Вспомогательные системы не работают. Авария, причём такая, что экипажу пришлось оставить какую-то часть корабля. Наверное, некоторые отсеки, а может, и целые палубы заблокированы. Экипаж сейчас в безопасной части «Пангеи». Нам нужно подать сигнал, сообщить о себе!

– Ну, возможно…

Версия с аварией мне, конечно, не нравилась, но она могла многое объяснить. Неокрепшее после анабиоза сознание ухватилось за идею, наращивая фантазии на хиленький скелет гипотезы. В голове тут же возникли катастрофические картины безжизненных отсеков, развороченных метеоритом, тела космонавтов, плывущие вдоль изуродованной туши звездолёта. Годы зубрёжки корабельного устава сделали своё дело: получив, вернее, придумав, сигнал тревоги, мы с Викой бросились искать аварийные рундуки со скафандрами. Но никаких средств защиты, как и самих шкафов, поблизости не оказалось.

– Бегом в рубку! – крикнул я, схватив Вику за руку.

К лифтам мы не пошли, сразу бросившись на поиски технических шахт, соединяющих палубы. Я на ходу прикидывал варианты установления связи с экипажем в сложившихся условиях, даже морзянку вспомнил – вдруг пригодится. Мы пробежали почти весь коридор, когда Вика указала на широкую герметичную дверь. Красующееся на стене схематичное изображение бегущего по лестнице человека выглядело странным для внутрикорабельной навигации, но вряд ли оно могло обозначать что-то кроме выхода. Я схватился за рычаг запорного механизма, но отдёрнул руку, когда Вика закричала:

– Стой! А если там вакуум?

– Нет, она не загерметизирована.

Я взглядом указал на зелёный индикатор над дверью, однако решимости поубавилось. Задержав дыхание, будто это могло помочь в случае разгерметизации, я повернул рычаг и потянул дверь. Тяжёлая металлическая створка открылась легко и бесшумно. А за ней, к моему изумлению, оказалось именно то, о чём предупреждала табличка – лестничный марш. Не привычная техническая шахта с вертикальной пожарной лестницей, а настоящий трап с решётчатыми металлическими ступенями, ведущими и вверх, и вниз. Я поморщился от ударившего в нос запаха затхлости и пыли. Вика же недовольство своё высказала вслух.

С особенностями коммуникаций корабля разбираться было некогда, и я осторожно пошёл вверх. Пускай уверенности в компоновке отсеков становилось всё меньше, логика подсказывала, что ходовая рубка должна располагаться в верхней части звездолёта. Логика ошиблась – миновав ещё один целёхонький, но безлюдный ярус, мы оказались на верхней палубе. Она представляла собой причудливую смесь причального дока, ремонтно-технического отсека и каких-то закрытых сейчас ангаров. Судя по высоте потолков и размерам ворот, здесь размещалась крупная техника вроде гусеничных или колёсных вездеходов. А вот орбитальный челнок там явно поместиться не мог, разве что вертолёт или легкомоторный самолёт.

Содержимое ангаров меня сейчас не интересовало, а вот аккуратные ряды больших рундуков у массивных створок внешнего шлюза игнорировать не стоило. У первого же экипировочного шкафа я остановился и присвистнул, обнаружив скаф – настоящий боевой скафандр. Не стандартный общевойсковой «Ратник» и не облегчённый пилотажный «Феникс», а уникальный даже для Земли «Витязь». Двухметровый бронированный костюм с полноценным контуром жизнеобеспечения, пятикратным мышечным усилением, нейроконтактной системой управления и ещё кучей полезных мелочей. Нет, я знал, что на борту будут скафы, ведь вместе с другими кадровыми офицерами из экипажа, мне предстояло войти в ряды сил самообороны будущей колонии. Но меня всерьёз удивило, что нас укомплектовали «Витязями» – оружием редким, можно сказать, штучным.

Из-за дороговизны производства в войсках скафы встречались нечасто. Их использовали с середины двадцать первого века. Когда воинственное человечество осознало, что время исполинских кораблей прошло, а фронтовую авиацию стали вытеснять миниатюрные дроны, основной боевой единицей снова стал человек. Разумеется, ни ракетоносцы, ни спутниковое оружие не исчезли, просто тактика выжженной земли уступила место точечным операциям. Вот и бросились военные промышленники защищать отдельного солдата, усиливая его огневую мощь.

Во мне будто проснулся мальчишка, мечтающий примерить броню космического десантника. А может, каждого мужчину, какую бы форму миролюбия он ни исповедовал, прельщает изысканная красота оружия. «Витязь» впечатлял. В чёрном глянце графенового визора шлема отражалось моё раскрасневшееся после бега лицо. Тёмно-зелёная броня казалась совершенно новой: ни царапин, ни потёртостей. На левой плечевой бронепластине красовался российский триколор, на правой – эмблема «Заслона». Маленький синий ромбик на груди скафа говорил, что модификация это не боевая, а промышленная, предназначенная для работ в сложных условиях. Это меня не смутило, ведь наши инженеры всегда умело играли с продукцией двойного назначения. У рукастого технаря превращение охолощённого скафа в боевой займёт минут пятнадцать. Да и в промышленном исполнении «Витязь» мог удивить: мышечные электроусилители превращали руки пилота в мощный пресс или в гидравлические ножницы. Можно было сказать, что передо мной танк без боекомплекта – огонь не откроет, но размажет наверняка. Стало немного жалко, что для работы на борту такая броня не подходила, иначе я бы обязательно примерил.

– Не наигрался в солдатиков? – одёрнула меня Вика. – Хорошая штуковина. Я встречала такие.

– Ага, – кивнул я. – Этой броне даже термобарический взрыв нипочём.

– Броне – да. А органика внутри запечётся.

Резким движением я закрыл рундук, а Вика уже обследовала очередной ряд шкафчиков. Один лёгкий оранжевый скафандр она протянула мне, второй надела сама, оставив мягкий шлем болтаться за спиной. Стало спокойнее: бродить по терпящему бедствие кораблю без защиты – удовольствие сомнительное.

– Этим шлюзом давно не пользовались, – сказал я, стирая тонкий, едва заметный слой пыли с мёртвого терминала управления.

– Или активировали его с другого пульта.

– Или так, – согласился я. – Идём вниз. Рубка там.

– Ты и про верхнюю палубу то же говорил, – хмыкнула Вика, возвращаясь к лестнице.

Спускались увереннее. То ли скафандры подарили чувство защищённости, то ли целостность обшивки на обследованной части корабля внушила надежду. А может, просто устали бояться. На этот раз я не ошибся – на нижней палубе нашлось нужное помещение. Полуметровые объёмные эмблемы «Заслона» по обе стороны от створок большой герметичной переборки, указывали на главный отсек корабля.

– ЦПУ, – тихо прочла надпись на двери Вика.

– Центральный пост управления, – пояснил я.

– Или пункт, – зачем-то предположила Вика,