Переезд - Тим Волков

Услышав такое, Иван Палыч побледнел… Аглая! Алексей! Да это чертов Озолс может натворить многое…

— И вот еще что я узнал… От своих людей, не от Петерса, — закашлявшись, Дзержинский отпил холодного чаю и протянул доктору исписанный торопливым почерком листок. — Это копия. Что сумел, то мой человек сделал. Ознакомьтесь, Иван Павлович, просич… прошу…

Это был список. Список всех тех, кого, по мнению товарища Озолса, следовало немедленно арестовать для дальнейшего разбирательства. Люди там были отнюдь не простые, и, видимо данных посланнику полномочий для репрессий не хватало.

Да уж — фамилии… должности… компромат!

Уняв дрожь в руках, Иван Палыч вчитался:

'Начальник ЧК Гробовский, Алексей — из бывших полицейских, при царизме боролся с революционерами, лично знал многих.

Его заместитель — Субботин Аристотель. Указывает в анкете, что происхождением из крестьян. На самом деле — сын известного местного кулака и богатея Егора Субботина, ныне покойного.

Некоторые сотрудники ЧК тоже вызывают весьма обоснованные подозрения. А именно:

Михайлов Николай, из бывших студентов. Указал в анкете, что учился за счет земства. На самом деле — платил отец, акционер банковского общества, ныне покойный.

Иванов Михаил, указывает, что из рабочих. На самом деле — работал в местной кадетской газете.

В милиции.

Начальник — Красников Виктор. Политически малограмотен, склонен к меньшевизму.

Сотрудники:

Лаврентьев, Петр — бывший царский пристав!

Деньков, Прохор. Урядник!

Ни тот, ни другой своего прошлого не скрывают.

В образовании. Пока что проверена школа села Зарное.

Директор — Весников Николай Венедиктович. Абсолютно аполитичен. Не видит врагов народа, окопавшихся рядом.

Учителя:

Ростовцева, Вера Николаевна, ее кузина — Ростовцева Ксения. Из помещиков. Владеют флигелем.

Чарушин, Виктор Иванович. Бывший гласный городской Думы, бывший глава местной земской управы, бывший председатель уездного комитета Временного правительства.

Пронина, Анна. Ученица, председатель отряда скаутов…'

Дочитав до Чарушина и Анютки, Иван Палыч потер переносицу. Анюта! Скауты! До детей уже добрались! А Чарушин, что же, теперь в школе? Хотя, почему бы и нет? Человек он грамотный…

Так! Не все еще:

«Гладилин Сергей Сергеевич!»

Ого!

«…председатель Зареченского уисполкома. Читает и говорит по-французски! Возможно — шпион Антанты».

В этом месте Семашко громко захохотал — от души, до слез прямо! А, отсмеявшись, замахал руками:

— Этот ваш Озолс… он что же, всех там арестовать собрался? Прыткий парнишка. Хо! Гладилин французский знает! Эка невидаль — Лонжюмо! Вон, ты, Феликс Эдмундович, по-польски говоришь… и по-литовски тоже.

— Да я и вообще поляк! И с Пилсудским в одном классе учился.

— Вот! Значит — подозрительный. И смех, и грех!

Закашлявшись, Дзержинский прошелся по кабинету и нервно забарабанил тонкими пальцами по подоконнику:

— Смех-то смехом… Ну, Яков, холера ясна! Друг называется… И где он такого черта нашел? Наверное, в этой своей Англии… Что, товарищи, смотрите? Да, да, Петерс до революции в Англии жил. На родственнице Черчилля женился! Но, как только у нас революция — тут же и прискакал, надо отдать должное. Ну, Якова я придержу… А вот Озолс… вдруг да он Троцкому бумагу напишет? Может ведь, холера, вполне. Зареченск — прифронтовая зона, «белые» рядом. Лев Давыдович как наркомвоенмор, там за все и отвечает. Zgoda (Ладно)… Напишет — будем думать, как отбиваться. А, товарищ Семашко?

— Именно так, Феликс Эдмундович! Именно за этим я к тебе и пришел.

Сделавшись чрезвычайно серьезным, Николай Александрович повернулся к доктору:

— Ну, что ж, Иван Палыч. Теперь позволь непосредственно к делу. Мы с Феликсом Эдмундовичем решили послать в Зареченск комиссию. Не от ЧК, а от Совнаркома! Владимир Ильич одобрил. Ты будешь там замом председателя по медицинским вопросам.

— Понял.

— Председателем же назначен сам управделами, Михаил Петрович Бурдаков, надежнейший и проверенный товарищ!

Вот тут Иван Палыч чуть не упал со стула. Надо же — Бурдаков! Хотя… может, оно и к лучшему.

— Михаил Петрович прекрасно разбирается во всех финансовых делах, — дальше взял слово Дзержинский. — Тем более, и Зареченск он хорошо знает — бывал.

Бывал, бывал… да уж…

Уж кого- кого, а Гробовского с Аглаей он точно вытащит! Хоть в этом подмога…

— Товарищ Бурдаков ежедневно будет телефонировать Совнаркому, — председатель ВЧК понизил голос. — И мы, Иван Павлович, тоже вас об этом попросим. Все, что выясните, сообщайте в свой родной наркомат…

При этих словах Семашко нервно поежился и помотал головой.

— Ах да, нет ведь еще наркомата, — тут же поправился Феликс Эдмундович. — Ну, значит — в этот ваш… медико-санитарный отдел.

— Все ясно, Иван Палыч? — Николай Александрович пристально посмотрел доктору в глаза.

— Более чем, — кивнув, отозвался тот.

— Ну, тогда идите домой, собирайтесь. Машина будет подана к десяти часам.

* * *

В командировку молодая супруга собирала доктора лично. Слава Богу, предупредили вовремя. Анна Львовна даже похвасталась:

— Сам Анатолий Васильевич насчет тебя предупредил. Мол, не волнуйтесь — вызвали по важному делу. Вот, даже с работы отпустил! Ах, Ваня… Завидую тебе! Едешь в Зареченск, на родину, увидишь всех наших! Передавай всем знакомым поклон.

— Всенепременно!

— Может, тебе даже удастся заглянуть в Зарное! Хотя, туда, наверное, еще не проехать — грязь.

Завязывая галстук, Иван Палыч пожал плечами:

— Может, и подсохло уже. Эвон, солнце-то! Прям июнь.

Снаружи донесся шум подъехавшего авто. Тот же «Руссо-Балт», что заезжал утром. И тот же водитель. Только чекистов не было.

Взяв саквояж, Иван Палыч поцеловал жену и бегом спустился по лестнице.

Бурдаков жил недалеко от Кремля, и уже ждал автомобиль во дворе, в компании двух своих помощников: пожилого, с седенькой бородкою, в светлом летнем пальто и сутулого белобрысого парня в накинутой поверх толстовки тужурке. Оба считались отличными счетоводами.

— Акимов, Виталий, — залезая в машину, представился парень.

— Резников, Павел Викторович, — протянул руку пожилой.

Устроившись на переднем сиденье рядом с водителем, Бурдаков по-хозяйски махнул рукой:

— Поехали!

Кивнув, водитель вырулил на Садовое кольцо… Ярко светило нежное апрельское солнышко, и легкий ветерок будто бы шептал: весна — время любви! Судя по довольной физиономии, именно так и считал уважаемый Михаил Петрович. Оказывается, он все-таки был женат, правда — гражданским. Впрочем, после декрета об отделении церкви от государства иного в стране и не признавали.

— Ой, смотрите, смотрите — свадьба! — пожилой счетовод Резников непроизвольно дернулся и показал рукой.

И в самом деле, навстречу катила коляска, запряженная парой белых коней. Кучер сидел в цилиндре, а в гривы лошадей были вплетены красные и голубые ленты. Ну и остальное все, как полагается — жених в черном смокинге, невеста в белом платье.