Неслужебное задание - Игнашева Анастасия Андреевна

именно было в загадочном сорок первом, как и окончание странного диалога Кевин Макнамара-младший не услышал. Он проснулся. Кевин лежал в небольшом помещении с низким потолком. Тесноватом, но чистом и уютном, насколько может быть уютным блиндаж. Кроме узких походных коек сколоченных из чего под руку подвернётся, на одной из которых он спал на чистых одноразовых простынях, в помещении наличествовали такой же невесть из чего сколоченный стол,несколько табуреток и скамеек, задёрнутая полупрозрачной шторкой полочка в углу, и вешалка у входа. Кевин напряг остатки мозгов и попытался вспомнить всё, что было до этого. Получилось почти сразу. Он вспомнил своё прибытие на развороченную планету, встречу с Азазелем и то, как оказался в расположении отряда Малинина.

Завтракал Кевин в одиночестве — все обитатели блиндажа уже успели откушать и разбрелись кто куда. Сам журналист совершенно не представлял себе, куда ему идти и чем заниматься. Нет, он знал, что ему нужно дождаться Эвизу, но когда она прилетит и кто это такая — совершенно не представлял себе. Между тем Эвиза уже давно была на Счастье Человечества и тоже бродила по развалинам города Сверкающей Мечты в поисках Кевина. Она видела, как рано утром группа Стрельцова вышла из лагеря и, погрузившись в ховер, отбыла куда-то.

Кевин отодвинул тарелку — на завтрак ему дали только макароны, скупо приправленные постным маслом, и снова попытался раскинуть мозгами. Из полученных инструкций следовало, что им вдвоём с Эвизой надлежало отправиться на болота.

Кевин Макнамара-младший не был талантливым журналистом. Более того — журналист из него был весьма посредственный. Из тех, кого презрительно именуют «писаками». К тому же — он был трусоват. А к счастьевцам у него было несколько предвзятое отношение, причём совершенно непонятно на чём основанное. То-есть, конечно, — понятно. Ибо пропагандистская машина с обеих сторон работала исправно и без сбоев. И, как положено пропагандистской машине, исправно выдавала полуправду. А Кевин был частью этой машины. Но было бы невежливо показывать свою предвзятость, и посему в обществе Эвизы он старался сдерживаться, как мог. К тому же без Громова было неуютно. Макнамара с удивлением осознал, что привык к этому молчаливому русскому.

Пригорюнившегося Кевина в конце концов отправили помогать на кухню.

* * *

— Ну хорошо. — согласилась Анка, — Допустим, я поверю, что эти ваши Семь Стихий, у вас здесь. Но тогда почему Вы до сих пор ими не воспользовались? Почему не потребовали от существующего режима соблюдения ваших прав? Только вот не надо мне тут петь про «моральные принципы, которые не позволяют». Не поверю. Я, милостивый государь, повидала всякое и всяких. И ни разу не видела, чтобы кто-то не воспользовался. Мораль, вообще, очень удобная штука. Ею можно воспользоваться, когда удобно, а когда не нужно — отложить до лучших времён. Что, не так? И потом — есть некоторые категории граждан, или явлений, на которые она не распространяется, как бы. Что? Нет?

— Цинично. Скажите, цинизм у Вас напускной, или?

— Вы на мой вопрос не ответили. Есть у вас эти ваши стихии? Или это понты?

— Что такое понты?

— Моральное давление. Тогда почему вы не пытались морально надавить на власть, которая вас гнобит? Кстати, этот Акдак оказался нормальным мужиком и он пообещал дать равные права всем гражданам Счастья. Я с ним разговаривала вот как с Вами.

— Это он послал сюда вашу группу?

— Не важно, кто. Планету пытаются захватить некие пришельцы, которых называют трекларетане.

— Вот как?

— А вы рассчитываете в подземельях отсидеться? А если не выйдет?

— Почему я должен верить Вам?

— А почему я должна верить в ту лапшу, которую Вы мне тут вешать пытаетесь?

— Какую лапшу?

— В ваши россказни про Семь Стихий. Если бы они у вас были — не думаю, что вы бы ими не воспользовались.

— Вы не понимаете.

— Что я не понимаю? Объясните.

— А что если наши моральные принципы действительно не позволяют…

— Что не позволяют? Родину защитить? Себя и свои семьи? Тогда это не принципы, а дерьмо собачье!

— Нельзя на зло отвечать тем же!

— Тьфу ты! Толстовщина какая-то! Непротивление злу насилием… Бред ещё тот. Толстой уже под конец заговариваться начал и сам себе противоречить. Кстати, а то, что Ваши люди пытались на меня напасть — это как-то не очень вписывается в ваши принципы.

— Кто такой этот ваш…

— Толстой? Да был такой. Давно. Писатель. Действительно, гениальный, но в голове такие тараканы паслись, особенно под конец жизни, что мама не горюй. Вот он тоже любил про моральные принципы порассуждать. Так что у вас там с принципами? И с источниками энергии, которыми ваши принципы не позволяют воспользоваться?

Хоррлл минорно молчал, и Анке всё стало ясно.

— Короче, нет у вас ничего. А принципы вы просто приплели для отмазки. Можно докладывать начальству, что только зря время потеряли.

— Считайте, что нет.

— Считайте⁈ А что? Значит, всё-таки, есть?

— Да что Вы ко мне прицепились! Я всё равно ничего…

— Ничего не отдадите? Ну, это ещё вопрос.

— Будете меня пытать? Да…

— Ой, умоляю Вас, милостивый государь. Если б я действительно захотела Вас прикончить — уже давно бы это сделала. И если бы захотела добыть сведения про эти Ваши стихии — то Вы бы мне уже давно всё сами бы рассказали. Допрашивать пленных в полевых условиях нас учат и учат хорошо. И никто из Ваших людей мне не смог бы помешать. Как? Да вот так.

И в следующую секунду Эар Хоррлл вдруг обнаружил себя намертво припечатанным к полу, а возле шеи, как раз возле сонной артерии, замерло лезвие ножа.

— Отпустите. Сдаюсь.

— Не всё сразу. Что там с источниками энергии? Они все у вас? Или нет?

— Я же сказал — источники были рассеяны и сокрыты в разных местах. Да даже если бы они были у нас все — то без преобразователя ими бы всё равно невозможно воспользоваться. А если я сейчас позову на помощь?

— Зови. Только ты до неё всё равно не доживёшь.

Нож прижался к шее чуть плотнее.

— У нас всего два источника. Так что мы всё равно не смогли бы ими воспользоваться. Преобразователь был уничтожен, я же сказал.

— Вот теперь верю.

Анка отпустила Хоррлла, тот поднялся и сел с видом оскорблённого достоинства.

— Что