Облепиховый остров - Николай Жданов

вот и наступило время раскрыть тебе все секреты. Послушай, сынок, то о чем я сейчас расскажу тебе – удивительная вещь, в которую почти невозможно поверить, но все это правда. Дело в том, что меня давно нет в живых. Меня не существует в том виде, в котором ты привык видеть людей. От меня остался лишь мой мозг…

– Что ты такое говоришь, папа? Я тебя совсем не понимаю, – пробубнил Эллиан ошарашено.

– Эта коробочка – в ней сейчас находится мой мозг, это такой орган внутри нашей головы, который управляет…

– Вы все опять издеваетесь надо мной!? Хватит! Мне надоело это терпеть.

– Нет, нет, Эллиан, это правда. Этот аппарат поддерживает жизнь органа, а также умеет читать мои мысли, воспоминания, все что я вижу и чувствую, и показывать в виде живой картинки, которую ты сейчас видишь.

Эллиан, с пораженным видом слушал объяснение Капио.

– То есть ты умер, а твой мозг продолжает жить?!

– Да, ты очень правильно все понял.

– Нет! Не верю! Не верю! Как это возможно? Такого не бывает! – закричал Эллиан, доведенный почти до исступления.

– Это правда, сынок, поверь, это так. Меня оживил твой второй папа.

– Он мне не папа! И мне не нужно никаких вторых, третьих и никаких других пап! Мне только нужен был мой единственный отец, которого у меня не было, а теперь он… вот такой.

– Но я с тобой, сынок, я как настоящий, у меня нет только тела, в остальном я такой же человек, как и все.

Эллиан отвернулся в сторону, показывая, что он не желает принимать и слушать это. Но Капио, несмотря на это, продолжал спокойно и терпеливо описывать своему сыну про свою форму бытия, стремясь помочь ему преодолеть стену болезненного отрицания и страха.

– Дядя Рем, мы с ним друзья с самого детства. Хотя он тебе и не настоящий отец, но я уверен он сделал все чтобы ты не чувствовал, что у тебя нет папы.

– Он всем говорит, что я его родной сын, и мне тоже, как будто я не знаю правды. Мне бабушка давно все рассказала.

– Что ж, если он так говорит, значит, он этого хочет, значит ему нравится быть для тебя за отца. Уверен, он хотел дать тебе все то, что должны давать хорошие папы своим детям. Он ведь хороший?

– Да.

– Знаешь, дядя Рем ещё и ученый, и благодаря ему я вновь встретился с родными и, конечно же, с тобой, особенно с тобой.

Это сделал он? Наверное, поэтому он на долгие годы пропадал в Большом городе…

– Да, это благодаря ему и его напарнику, который остался в том городе. Это один очень именитый доктор и ученый, без которого тоже я бы не жил, если можно так сказать. Но я должен тебе сказать еще о чем-то.

– О чем? – встревожился Эллиан. – Я боюсь, папа, ты опять хочешь сказать что-то ужасное.

– У меня нет другого выбора, сынок, мне лучше сказать это сейчас… Видишь ли, Эллиан, этот доктор, который остался в Большом городе, он сейчас в плену у нехороших людей. Без него и без его научных знаний, я не проживу больше суток. Но дядя Рем, привезя меня к вам, немедленно отправился назад за ним, так что…

– Рэм уехал к ним, к этим сусидам?

– Да, но откуда ты знаешь это слово?

– Какое, «сусиды»? Кто же не знает! Я не настолько мал, как тебе кажется, папа. Ещё я знаю, что они тупые злобные и дикие… Значит – всё?

– Что, все?

– Прошу, папа, будь со мной честен во всем, скажи мне правду, не надо нянчиться со мной как с ребенком, я все прекрасно понимаю!

– Хорошо, как скажешь, впредь я буду говорить все так как есть, я буду говорить с тобой как с взрослым мужчиной, каким ты в самом деле есть. Сейчас я с гордостью убеждаюсь, хоть тебе только и двенадцать, но умом ты намного старше, и не каждый взрослый человек способен понимать мир как ты.

– Значит я прав? Ты так и не ответил мне, папа.

– Ты прав, Эллиан.

После такого ответа, Эллиан отвернулся в сторону озера и ещё долго смотрел на водную гладь, размышляя. Его дыхание стало тяжелым, и было видно, что он с трудом сдерживает свои эмоции.

– Ты сказал, что у тебя есть всего лишь сутки, значит теперь осталось еще меньше?

– Да, примерно так. Может чуть меньше, а может, чуть больше, я и сам точно не знаю. Не переживай, Эллиан. Мне тяжело видеть тебя в таком состоянии.

– Как мне быть радостным, зная, что тебе осталось всего несколько часов жизни?!

– Понимаю… Но что, если думать о времени не как о «нескольких часах», а как о «целых нескольких часах»?

– Все равно это так мало. Что изменится от того, как я подумаю о сутках? Они станут длиннее? Или короче?

– Смотря, как провести эти сутки. Иногда и один день доставит столько всего, чего год проживешь и не почувствуешь. Эллиан, я так долго думал о тебе и ждал нашей встречи, сынок, и я безумно рад, что это случилось. Хотя, шансы на то, что такое случится были совсем крошечными, то есть, мы могли не увидеться никогда в жизни. Но мы увиделись, и для меня эти «несколько часов» – длиннее целой жизни, потому что я вновь с тобой. Ты не представляешь, как бы я хотел сейчас обнять тебя, поиграть с тобой во что-то что ты любишь, или просто бегать с тобой по этому песку, окунуться в воду и просто почувствовать жизнь с тобой в полной мере хотя бы в эти «несколько часов».

Эллиан продолжал молча глядеть на озеро, его размышления были глубоки и сложны. Он осознавал близость невероятной и, что тяжелее всего, неминуемой потери, но и понимал, что осталось совсем немного времени, чтобы провести с человеком, о котором думал все время, как узнал о нем.

– И что нам теперь делать, папа?

– Давай поговорим, это единственное, что мы можем сделать. Давай поговорим обо всем на свете: о том мире, в котором ты живешь, о том мире, о котором ты мечтаешь. Я хочу успеть узнать все, о чем ты хотел бы мне рассказать, и успеть ответить на все твои вопросы, я знаю, что их у тебя накопилось предостаточно.

– Как ты об этом знаешь?

– Знаю, ведь я и сам когда-то был подростком, – улыбнулся Капио.

– Как это с тобой