Грим - Анастасия Худякова

– Да.

– Есть что-то, чего ты не знаешь?

– Как думаешь, ты достиг своей цели?

– Нет. Нет, не достиг, и вряд ли это возможно. Гордыня, упрямство и высокомыслие заставляли меня думать, что я смогу, ведь я мог бы все на свете. Но теперь… Теперь я, кажется, начинаю спускаться с небес прямиком в Хельхейм[21]. – Роман горько усмехнулся такому сравнению.

– В чем конкретно она заключалась?

– В том, чтобы избавить мир от лжи.

Ульф поднялся с пола, поставил пустой бокал на каминную полку и, неслышно прошагав в дальний угол, начал что-то искать. Когда он подошел, в руке у него оказался телефон Романа.

– Тогда давай начнем с простого. Позвони Теодоре.

Роман сделал так, как сказал Ульф. И с каждой секундой лицо его удивительным образом разглаживалось, молодело, светлело. Он говорил долго и тихо, стоя у самого окна. Ульф же ненадолго вышел, а когда вернулся, расположился у камина. Другой не услышал бы ни единого слова, но Ульф слышал их все. Когда Роман договорил и обернулся, он был поглощен своими мыслями, и огонь в камине окрасил его глаза в аквамариновый – самый печальный цвет из всех существующих.

Роман неловко улыбнулся. Напряжение оставило его. Теперь он сам опустился на ковер и взглянул на Ульфа, сидящего в кресле, снизу вверх.

– Итак, расскажи мне. Как это происходит? Тебе дают задание… сверху? И ты просто идешь и забираешь того, кого нужно?

– Мне запрещено об этом рассказывать, но ты ошибаешься.

– Да ладно, я уже отгадал самую сложную загадку! А это пустяк.

– Ты мою работу называешь пустяком?

– Нет. Но все-таки, кто это… Кто дает тебе распоряжения?

Ульф не ответил.

– В смысле, кто решает, кто должен умереть следующим?

Ульф продолжал молчать, но теперь отвернулся от камина и взглянул прямо в глаза. Роману понадобилось несколько непростых секунд, которые отпечатали ответ в его сознании звонкими щелчками печатной машинки.

– Ну конечно. – Он горько усмехнулся и покачал головой. – Конечно же, люди!

– В тот самый момент, когда совершено преступление, сделан и выбор.

– Но преступление – это любое действие, нарушающее закон и подлежащее уголовной ответственности. Значит, не только убийцы имеют честь познакомиться с тобой?

– Ты же служишь людскому закону.

Слова Ульфа оказались тонкой полоской дыма от начавшего тлеть тщательно выписанного полотна, которое, на самом деле, автора не имело. Роман сразу понял, что горит, и знал: это способно погубить его, ведь погубит всю идею его великой цели, беспощадно поглотит ее в огне, и не останется ничего… Ничего.

– Ты чувствуешь себя обманутым?

– Ты надо мной смеешься?

– Я тобой восхищаюсь.

– Я не понимаю.

Внезапное признание Ульфа заставило Романа прочистить горло, он запустил пальцы в волосы, согнул ногу в колене и положил на него локоть.

– Я мог бы ответить прямо сейчас, но давай согласимся, что это не слишком интересно. К тому же, ответив, я должен буду уйти. А когда я уйду…

– Я уйду вместе с тобой.

– В каком-то смысле.

Роману показалось, что его собеседник улыбнулся, слегка надменно, как улыбается лишь тот, кто заранее знает о своей победе.

– Но ты не убьешь меня? – Роман вскинул голову и взглянул с вызовом. Услышав это, Ульф дернулся, как будто подавил порыв податься вперед.

– Ты невнимательно читал, что написано мелким шрифтом.

Роман ненадолго задумался, прокручивая в голове все тексты о мифических волках, что когда-либо видел. Свет огня целовал его волосы, плечи и подбородок. Наконец, глаза его расширились. Он вспомнил то, в чем Ульф уже признавался прежде, и сказал:

– Ты не можешь убивать.

– Мне запрещено убивать. Я вестник, а не палач.

– То есть чисто теоретически убивать ты можешь.

– Фемида слепа. И слуг своих она не видит?[22]

– Но зачем это делать? Предупреждать.

– Хороший вопрос. Нет, это ничего уже не изменит, и тот, кто видит меня, умрет. Но у него все еще есть шанс определить свою дальнейшую судьбу. Таков закон.

– Хочешь сказать, это еще не конец?

– У бессмертия нет конца. Дорога есть у всех. Это время, что дается человеку, время с того момента, как прихожу я, и до конца, определяет его дальнейший путь. Он может остаться прежним и постараться успеть совершить еще больше злодеяний, чтобы насытить зло. Именно зло, а не себя, потому что действия питают душу, а у такого человека она обездвижена, парализована, как муха в паутине. Или он может попытаться эту паутину разорвать. И чем отчаяннее он старается, тем более крепкий фундамент закладывает для своей истерзанной, но все же бессмертной души на будущее, тем скорее наступит ее исцеление.

– А это рассказывать не запрещено?

На это Ульф только улыбнулся, неловко, кривовато. Они ненадолго замолчали, и тишину нарушал лишь треск огня и далекий вой ветра, почти неотличимый от волчьего.

– Ты говорил, что много путешествовал. – Роман смотрел, как танцует огонь в камине, сидя у ног Ульфа, вполоборота к нему.

– Разумеется, наглецы и преступники есть не только в Норвегии.

– Какой он? Мир.

– Бесподобный.

– Но ты наверняка видел много удивительного за пределами нашей планеты, Земли. Разве она не блекнет в сравнении с другими?

– Нет. – В это короткое отрицание Ульф вложил столько неизбывной нежности, что у Романа отпали любые сомнения. Он продолжил, коснувшись длинными пальцами подбородка. – Во Вселенной поразительное количество миров и мест. Их, увы, не объемлет фантазия даже самых отчаянных из ваших фантастов. Я видел не все, но многие. И некоторые – поразительны, неповторимы, другие – отвратительны и просто непереносимы. А есть такие, от красоты и странности которых ты потерял бы голову! Но этот мир… – Он снова улыбнулся. – Ни один не балансирует на хрупкой грани прелести и кошмара, любви и ненависти, изящества и уродства, чести и бесчестия так виртуозно и так долго. Этот удивительный, порой даже невозможный контраст поражает меня каждый раз даже тогда, когда, кажется, ничто уже не может удивить. Как и люди.

– А что же они?

– Если их планета просто балансирует, то они танцуют балет, и аллегро это разворачивается на той самой грани толщиной с хрустальную стенку бокала.

Они снова замолчали. На этот раз тишину нарушил короткий сигнал телефона. Роман встал и прошел к столу, на котором остался лежать его сотовый. Это пришло сообщение от Теодоры, которое оставило на его губах улыбку, подобно поцелую. Он не видел, как Ульф внимательно наблюдал за ним из своего кресла. Отложив телефон, Роман снова прошелся по комнате, остановившись у репродукции «Древа жизни» Климта