"Фантастика 2025-115". Компиляция. Книги 1-27 - Дмитрий Валентинович Янковский

знало уже слишком много людей. И еще больше — раз этак в сто — догадывались. Слухи ходили уже давно, а Сеть пестрила такими подробностями, будто над ними поработали не сыскари, а самые настоящие писатели-фантасты. Кто-то считал меня Мессией, кто-то — Антихристом, явившимся, чтобы спалить в огне войны весь мир. А кто-то…

Впрочем, вряд ли дядю интересовала болтовня на форумах.

— А если и так? — тихо спросил я. — Если верно все говорят? Если умер твой племянник Вовка, только и после смерти отечеству служит, тогда — что скажешь?

— Тогда скажу — чего уж теперь… И винить, кроме себя, мне тут некого. И знать больше ничего не надо, раз так. — Дядя отвел взгляд. — Только светлостью тебя величать не буду, уж извини.

— Можешь даже господином советником не называть. — Я пожал плечами. — По документам я твой племянник, и это, как минимум, надолго. Так что…

— А вот тут позволь не согласиться… дорогой племянник. — Дядя демонстративно вложил в родственное обращение весь имевшийся у него запас едкого сарказма. — Судя по тому, что сейчас происходит в столице, твоя тайна уже стала достоянием…

— Широкой общественности? — усмехнулся я. — Тоже мне новость. Но вряд ли хоть кто-то воспринимает всерьез ту ерунду, что пишут в сети или желтых газетах.

— Ну, если ее высочество Елизавета Александровна для тебя «кто-то»… — Дядя зажмурился и помотал головой. — За нас взялись, и взялись конкретно. И я готов поставить эту усадьбу и оба своих ордена, что дело именно в тайне личности прапорщика Владимира Острогорского.

Да твою ж…

— Так, — нахмурился я. — А вот отсюда поподробнее.

— А чего тут поподробнее? Вызвали в Зимний. Долго спрашивали, не замечал ли я чего-либо странного в твоем поведении. Просили сохранить беседу в тайне… конечно же. — Дядя будто выплюнул последние слова, собрав в них все презрение, которое честные вояки традиционно испытывают к офицерам тайного сыска и им подобным. — Если тебя это интересует — ничего содержательного они из меня не вытянули.

— Они — это кто? — на всякий случай уточнил я.

— Его благородие не представился, — ядовито ответил дядя. — А в лицо мне, простому гвардии майору, таких людей знать вроде как не положено.

— Значит, допрос… — Я откинулся на покрытую пылью спинку кресла. — И все?

— Через три дня мне сообщили, что ее высочество освобождает меня от службы в рядах Совета имперской безопасности. — Дядя протяжно вздохнул и добавил: — Личным распоряжением. И настоятельно рекомендует вернуться домой. То есть, в Ростов. И что это означает, ты, полагаю, уже понимаешь.

Я понимал — и, пожалуй, куда лучше самого дяди. Старый вояка прекрасно представлял себе значение слов «отставка» и «ссылка», однако вряд ли уже сообразил, откуда растут ноги внезапной… На самом деле, конечно же, ничуть не внезапной немилости будущей государыни.

Сильные мира сего не любят делиться властью — иначе они вряд ли бы стали сильными. Елизавета же родилась с умением царствовать в крови. И наверняка смекнула, что бесстрашный и везучий прапорщик Острогорской слишком уж резво скачет по карьерной лестнице.

А если и не смекнула — ей подсказали. Желающих вставить мне палки в колеса хватало и раньше, а теперь их количество наверняка достигло буквально астрономических значений.

— В общем, я уж не знаю, в чем там суть да дело, — мрачно проговорил дядя. — Но считаю, так сказать, своим долгом предупредить.

— Понял, — кивнул я. — Благодарю.

Странно, но я почти ничего не почувствовал — ни злости, ни боли, ни даже обиды. Разве что легкое удивление, что за меня взялись так быстро. На месте Елизаветы я бы скорее дал господину советнику по особым вопросам закончить дела в Ростове и навести порядок на юге страны — а уже потом… Впрочем, сойдет и так. Морозов повержен, а на усмирение остатков его сторонников вполне хватит и пары гвардейских полков. Я проделал основную часть работы, а сливки будет снимать… Да хоть тот же младший Гагарин — вряд ли его сиятельство откажется принять командование.

Особенно если ее высочество обратится лично. А меня так же вежливо и ненавязчиво…

— А тебя, полагаю, попросят вернуться в столицу. — Дядя в очередной раз оказался куда сообразительнее, чем можно было ожидать от отставного гвардейского майора. — Причем уже в самое ближайшее время. Дня через три или…

— Завтра, — вздохнул я. И с усмешкой добавил: — Только не попросят, а настоятельно рекомендуют. Так настоятельно, что хрен откажешься.

Глава 15

Облака расступились, и под могучим крылом самолета показалась узкая серая посадочная полоса аэродрома. Военного, конечно же — летать в другие мне не полагалось. Да и сама машина была скорее под стать обычному… ладно, не совсем обычному прапорщику — но уж точно не советнику ее высочества великой княжны по особым вопросам.

Впрочем, я не жаловался. Какая, в сущности, разница, на чем лететь? В армии приказы обсуждаются исключительно после их выполнения, и попасть в Петербург как можно быстрее мне помог не частный борт с кондиционером и кожаными диванами, на поиски которого ушло бы часа полтора-два, а самый обычный транспортник. Старина «Антонов» поднимал в воздух до шести тонн полезной нагрузки, а уж с почтой, дюжиной раненых солдат и одним вполне себе здоровым гардемаринским прапорщиком справился и подавно.

Было во всем этом что-то символичное. Отбывал на юг я если не с помпой, то шумно и ярко, в парадном мундире и в окружении самых лихих в Империи вояк из особой роты. По прямому поручению ее высочества и с полномочиями, которые позволяли говорить на равных даже с седоусыми, громогласными и орденоносными генералами из Совета безопасности. Официально — наблюдать и представлять волю будущей государыни на совещаниях в штабе.

Фактически же я командовал всем воинством — и гардемаринским, и гвардейским.

А возвращался в столицу вот так — без шума и чуть ли не тайком, без распоряжений и гербовых бумаг с печатями, получив лишь короткий телефонный звонок. Среди тихо постанывающих от тяжелых ранений бедолаг в трясущемся и пропахшем керосином и машинным маслом нутре транспортника, который наверняка был вдвое старше моего нынешнего тела.

Ни пояснений, ни… Вообще ничего — только распоряжение явиться как можно скорее.

Будто в ответ на мои невеселые мысли корпус самолета дернулся