Бойтесь своих желаний - Филантроп

В обычные дни, из соображений экономии, семья такого позволить не могла.

А по какому поводу?

Просто захотелось сделать им приятный последний ужин.

Уложил ребяток спать, включил газ на плите и плотно закрыл окна…

Очень скоро дети умрут…

Переждал в подъезде, боролся с желанием вернутся и спасти их… но увы, возвратился лишь когда все были мертвы…

Теперь ни одна мать не сможет их согреть…

Осталось ждать возвращения мужа…

А для него что интересного приготовил?

Ну точно не сладенькое…

Встал на табуретку, накинул петлю на шею и стоял так минут двадцать…

В секунде до суицида, есть о чем призадуматься…

Почему я в детстве стоя на такой же табуретке не рассказывал стихи деду морозу?

Почему мне не дарили подарков?

Почему у меня не было детства и даже таких никудышных родителей как у мертвой троицы в соседней комнате…

И самое главное, зачем всё это…

Я конкретно потерялся в жизни…

Нужно было не церемонится и повеситься раньше, до сделки с демоном. Я бы обрел долгожданный покой и не убил бы ни в чем неповинных хулиганов за решеткой, мать, троих детей и немножко ментов…

От грустных мыслей отвлек щелчок входной двери.

— Семья я дома! Я получил премию и закупился сладостями! Похоже великие умы мыслят одинаково…

Если и ты напичкаешь их пирожными, то разовьется диабет…

Ах, да, они же мертвы…

Он заходит на кухню и видит жену с петлей на шее…

Обомлел…

— Ты чего… Казалось, его мозг не до конца верит глазам.

— А ничего… Ответил я и опрокинул табуретку.

Блин!

Как неприятно задыхаться!

Шею будто сжимает удав! Каждый вдох — попытка вдохнуть море — соленое, тяжелое, бесконечное…

Глаза выхватили обрывки мира — пятно на обоях, мерцание лампы, тени на стене…

Звезды в глазах, глухой гул в висках, я закричал бы, но язык показался чужим, тяжелым как камень… а ведь он и не мой…

Сознание выжигает всё кроме обрывков запаха мыла на веревке, капли пота на лбу, звука собственного хрипа…

Слез не было, только судороги в горле…

Муженек бросил пакеты и побежал спасать жену.

Я ухватил его голову рукой и переместился…

* * *

И вновь я мужчина…

Стою напротив умирающего супруга в теле давно мертвой супруги… Смерть бывает разная и многие мужчины мечтают умереть внутри женщины…

Но не уверен, что именно так…

Я стоял, а он в панике задыхался…

Я прекрасно понимаю, что он испытывает… Губы синели, он хрипел и извивался…

— Извини… Бес попутал… А вернее — демон. И за убийство детей прости… И вообще блин, жаль, что твоя жена первой попалась под руку в толпе…

Извинился и вышел на улицу, когда удостоверился в его смерти.

Хорошо, что в кармане премия… Я купил много водки и выжрал залпом две бутылки…

— Не убивайся… Шепчет Левиафан. — Даже без тебя, они всё равно погибли бы от старости… И не поспоришь сука…

Чем я занимался в следующие дни? — Пил по-черному, старался забыться…

Хорошая вещь алкоголь. Отвращение на минуту, а забыться можно на часы…

Вот бы всё начать с начала…

Не просто своровать и загубить чужую жизнь, а чтобы с нуля…

Пьяный и потрепанный, я бродил около детской площадки и услышав детский плач в колясочке, понял, что нужно…

Это и есть мой чистый лист…

— Какой интересный вариант… Проговорил Левиафан.

Решено!

Я извалялся в грязи, обосался, обосрался и весь такой вонючий и непрезентабельный — побрел к своей будущей мамочке с коляской…

Женщина не замечает меня…

Ребенок заплакал, увидев моё лицо.

Дети и животные вроде чувствуют демонов…

Но его смех оборвался, стоило нашим пальцам соприкоснуться. Теперь его душа в теле безутешного отца, а я… Я начинаю с чистого листа или… с обосранного подгузника…

Дальше вижу и слышу плохо…

У детей оказывается зрение расфокусировано…

А еще голова болит…

Похоже детский мозг не создан для взрослой личности…

Время спать…

* * *

Тем временем рядом…

Младенец во взрослом теле моментально упал на асфальт и зарыдал… Он еще не умел говорить, правильно двигать ногами и больше походил на алкаша с приступом эпилепсии.

Мать была в шоке!

Думала, что пьяный бомж напал на её ребенка и завизжала на всю улицу!

Невозможно заподозрить, что душа твоего ребенка запечаталась в теле мужчины, у которого по данным следствия милиции — дети отравились газом, а жена, не выдержав утраты — повесилась…

Муж официально сошел с ума и превратился в вегетативного человека…

Глава 24

Свобода без дома — это когда весь мир твоя комната, но ни одна дверь не откроется на встречу.

Свобода быть невидимым самая горькая из свобод. Я могу исчезнуть, и никто не спросит — Где ты?

Весь мой дом и пожитки помещаются в одну клеёнчатую сумку. Багаж может и легкий, но люди не видят, как тяжелы воспоминания…

Вся моя свобода измеряется шагами от вокзала — до помойки, от скамейки до подъезда. Иногда свобода — это не выбор, а приговор хуже тюремного. Единственное, чем бомж может распорядится — это угол, где тебя не прогонят.

Бомж — это человек, чьи сны давно истлели в кострах из газет. Он греет руки у чужих историй, но пламя не возвращает ему даже имени…

Моя жизнь — как старый поезд, который вечно сходит с рельсов.

Взлёты? — Да, тоже были. В денежном плане порой взлетал так высоко, что мог плевать на облака и ссать людям на головы.

Падения? — Разумеется. Чем выше поднялся — тем больнее падать… Разбивался вдребезги, пока осколки моей гордости не становились песком под ногами более достойных людей.

Женщины? — Их было много… Стройные, пышные, молодые и отчаянные. Но ни с одной так и не смог построить семью и завести детей.

Успешный бизнесмен не тот — кто заработал много денег и купил швейцарские часы, а тот — кому удалось к средним годам обрасти близкими людьми, надежными как швейцарские часы.

В этом плане я банкрот.

У меня нет никого, кого можно обнять и обменяться теплом, кроме теплотрассы. Любой приличный человек побрезгует пить со мной из одной бутылки. Моё последнее крушение закончилось бомжеванием и алкоголизмом.

Одиночество — это когда твоё “здравствуй” и “прощай” звучат одинаково.

Я пропил все до последнего метра жилплощади и табуретки, на которой стоял гроб моей матери перед похоронами.

Алкоголь выжег во мне последние остатки самоуважения, и я стал кушать