Запорожье -1. Провал - Безбашенный

дураки для артиллерии противника себя обозначать, она впала в ступор и только хватала ртом воздух. Вот прямо делать им сейчас больше нехрен, как хрень всякую обсуждать, когда у них тут конкретная и реально важная задача! И не будет здесь никакой тряпки, потому как на хрен не нужна. Не тряпка и от стрел дикарей защищать их будет, а стенка вот из этой бетонной брусчатки, да ставни из плетня. Вот за ними-то они и будут оборонять эту танцплощадку, если именно её поручат оборонять именно им. И поскольку поручить могут запросто, они и укрепляют её, как для себя, и нехрен тут нудить, да отвлекать их от фортификационных соображений. Ведь здоровенный же круг укрепить надо так, чтобы трое или четверо легко могли в нём держаться, не нуждаясь в помощи, пока патроны есть. Это в квартале проще с его неширокими проходами между домами. Забаррикадируй такой проход, и один стрелок без труда его удержит, если не зевают и соседи в самих домах.

Но эти-то мегеры и по своей придури, и по возрасту, и по внешности состояли в категории "просьба не беспокоиться" и приходились к слову только, когда сравнивали с ними по тому или иному признаку совсем других, помоложе и посмазливее, вызывающих к себе хоть какой-то интерес и как бабы. И в основном, конечно, обсуждали именно таких. Мужиков из-за мобилизации осталось с гулькин хрен, и бабы в явном переизбытке даже за вычетом таких, которым "просьба не беспокоиться". Хоть частично это и компенсируется за счёт свежепризванных парней и вояк-водил с ментами, в ментовке тоже ведь хватает и баб, да и не сей же секунд всё это сработает в полную силу. Тем, у кого семьи в прежнем мире остались, надо ведь не просто понять это и осознать, а ещё же и настрой выработать соответствующий. А кое-кто из бесхозных баб уже и начинает свою охоту за бесхозными мужиками, которых теперь-то уж не мобилизуют и на фронт не погонят. Но в основном-то что это за бабы? Бэушные с довесками, которым при острой конкуренции тоже "просьба не беспокоиться". Но им-то деваться некуда, и пока ментовки из замужних в той прежней жизни ещё не нацелились на устройство нынешней, местные стремятся не упустить свой шанс. Ну да, с ребёнком, а некоторые и не с одним, ну так зато же и с квартирой! Иногда со съёмной, но теперь-то какая разница, когда настоящих хозяев один хрен нет?

Одна такая, беженка из Мелитополя, снимая квартиру на пособие, получила на мужа похоронку и на следующий же день ломанулась в германское консульство за визой как пострадавшая от войны. Да только ведь до хрена там уже таких, живущих на пособие и не думающих даже работать, и нахрена они такие сдались фрицам? И когда ей отказали по какому-то формальному поводу, а затем аналогично обломали и в прочих европейских консульствах, так была в куда большей истерике, чем с самой похоронки. На поиск аленя по месту жительства она решилась с видом величайшей жертвы, да с немалым апломбом. Типа, она же не разведёнка какая-нибудь стервозная или блудливая, а честная порядочная вдова павшего за родину героя — ага, цените, алени, оказываемую вам честь. Только когда никого из богатеньких и солидных склеить не удалось, на работяг начала глядеть. Да и то, от Юрца, например, нос воротила — ага, видхиленец позорный заведомо её не достоин. Ну, теперь-то, когда ни Костян на неё не клюнул, ни Витёк, ни Гендос, уже и на него начинает милостивее поглядывать, да только ему-то нахрена апломбистая бэушная с довеском?

Другая — натуральная РСП, у мужа всю квартиру отсудившая и выгнавшая его на съёмную куда-то в другой район города, а тот забухал и с работы хорошей вылетел, так что и алименты с него мизерные шли. Спасибо хоть, не мобилизовали, но радости от этого мало, потому как реально же больной, и какой там у неё от него довесок, хрен его знает. И сама полгода, как с работы ушла, а новая — какая-то странная, больше вечерами или вовсе ночами, и слухи ходили нехорошие, но как говорится, не пойман — не вор. А теперь ещё и сама болезненной оказалась. Вчера за завтраком истерику закатила по поводу камышовых лепёшек — типа, даже фашисты в концлагерях узников ими не кормили. И мало ли, что все едят? Все могут есть, что им вздумается, а у неё желудок слабый, и такой пародии на хлеб он не выдерживает, и ей такое нельзя. И что значит, не хочешь — не ешь? Ей что, с голоду теперь подыхать? К вечеру-то поняла и сама, чего сдуру наговорила. Вот как теперь аленя себе ловить, когда и бэушная с довеском, и стерва, и дристунья? Дефилировала весь вечер с полурасстёгнутым верхом, под которым ни хрена не было, чтобы достоинства заценили. И не то, чтобы не заценили, но припомнили ведь и слухи об ейной последней работе.

Третья, тоже типичная РСП, училка французского в гуманитарной гимназии, с эмиграцией в ту Францию обломившаяся, подрабатывала репетиторством для надежду на это ещё не потерявших и в этом смысле репутацию имела не столь подмоченную. Сама во Францию слинять не сумела, дабы аленя-француза там на себе женить — так и быть, пусть хотя бы хохол будет с перспективой успешной эмиграции, а она уже за ним паровозиком. А когда и с этим облом у неё вышел, то в бывшие французские колонии к черномазым ей и самой не захотелось. Кому ещё в этой военной обстановке был интересен французский, хрен их знает, но вроде бы, ни в чём таком предосудительном себя заподозрить оснований не дала, и о ней всезнающие старушки на эту тему не судачили. Но аленей она всё больше по шикарным новостройкам высматривала, работяг себе ровней не считая. И только в эти дни, смирившись с тем, что прежней жизни уже не вернуть, начала поглядывать уже и на них. Как раз этим утром достоинства свои прямо из окна демонстрировала, да в аккурат в тот самый момент, когда их компания по улице шла. Окно настежь раскрыла проветрить, сама нагишом в проёме — типа, не заметила их. Потом-то, убедившись, что её-то заметили, и сама соизволила наконец заметить, застесняться и выдающиеся, надо признать, верхние достоинства прикрыть руками, но и тогда отпрянуть вглубь комнаты как-то не поспешила.

И теперь Гендос предрекал, что на сегодня