Системный Кузнец. Трилогия - Ярослав Мечников

И это было правдой — такой уклад во многих других землях считался бы диким. Как можно оставить сироту на улице, не дать ему нормальный кров, заставить работать в каторжных условиях за лепёшку? Но здесь всё было по-другому — если у тебя не было родни, если ты не мог приносить пользу — ты никто. К тому же, было ясно, что в деревне на меня косо смотрят не просто так, за всем этим ощущалась старая история, которой я не знал. Почему Йорн, лучший друг отца, так холоден к его сыну? Память Кая была до несправедливости выборочной, а в момент тех событий мальчишка был слишком мал.

— Но скажи-ка мне, мальчик… — прошипел как змея Торгрим, — Этот Гуннар… даёт тебе крышу над головой? Кормит досыта? Хотя бы понимает, что у него под рукой, как обходиться с твоим талантом?

Каждое слово было наполнено сочувствием — старик был настолько убедителен, обволакивая своей мнимой участливостью, что на мгновение я почувствовал порыв — рассказать всё, пожаловаться на жизнь, примкнуть к его клану, чтобы только не быть одному.

Но другая часть разума забила тревогу — это была манипуляция, неприкрытая игра на чувствах одинокого ребёнка. Я ощущал это гипнотическое влияние и понимал — нужно освободиться от него, иначе раскроюсь и тогда попаду в рабство, из которого уже не выбраться.

— Я считаю, что без мастера Гуннара у меня не было бы тех возможностей, что есть сейчас, — ответил, стараясь, чтобы голос звучал твёрдо. Убеждал не только его, но и себя. — Научился ковать. Могу использовать его инструменты. Мне не на что жаловаться.

Сделал паузу, собираясь с мыслями.

— А насчёт таланта, господин Глава… вы… — замялся, подбирая слово, — преувеличиваете, уверяю вас.

Сглотнул вязкую слюну, чувствуя взгляд, что буравит насквозь. Продолжил:

— Точить у меня неплохо выходит, да. Но это не такое уж и хитрое дело.

Закончил и заставил себя усмехнуться — глупо, по-детски, обесценивая собственный труд.

Торгрим тоже усмехнулся в ответ, но его глаза остались холодными. Старик наконец перестал поглаживать перстень и, оперевшись локтями о стол, подался вперёд. Внезапно тишину нарушил оглушительный треск полена в камине.

И в этот же миг Глава клана медленно сжал свой кулак. Костяшки побелели, а на тыльной стороне кисти проступили вены.

— Духовной силы в тебе почти нет, — сказал рудознатец так тихо, что я едва разобрал слова. — А Дара… — протянул утробным голосом, — … камень показал пустоту.

Он замолчал, давая ощутить всю тяжесть этих слов.

— Странно. Сын Арвальда Медвежьей Лапы… и пуст. Судьба — злая насмешница. Раздаёт милость, не глядя. Согласишься?

Торгрим смотрел на меня, и в его чёрных глазах будто вращалась адская червоточина. Взгляд гипнотизировал, погружал в сноподобное состояние.

— Да… — выдохнул я на автопилоте.

И тут же в сознание хлынули воспоминания Кая:

…Позапрошлое лето. Жаркий, душный день. Двор алхимика, в центре которого стоит древний, поросший мхом Рунный Камень. Сегодня — ежегодный обряд проверки Дара. Мальчишки, которым в этом году исполнилось двенадцать, по очереди прикладывают к нему ладони. Приходит моя очередь. Когда мать подводит меня к алхимику Ориану, тот наклоняется и тихо шипит на ухо: «Не надейся, щенок. И без камня видно, что твой сосуд пуст».

Но другие — дети и взрослые — смотрят с тревогой и предвкушением. Ждут, что на камне проявится Дар Арвальда Медвежьей Лапы. Ждут, что загорится руна «Звериного Сердца» — легендарного Дара, который позволял отцу понимать язык зверей, чувствовать их страх и ярость и перенимать их силу.

Сердце колотилось в горле, заставляя судорожно озираться, глядя то на бесстрастное лицо алхимика, то на полное надежды лицо матери. Приложил ладонь к шершавому камню.

Ничего.

Тот молчал — если бы тогда загорелась руна, моя судьба была бы иной. Йорн, друг отца, взял бы в ученики. Я бы стал сильным охотником, смог позаботиться о больной матери, купить лекарства и вернул бы наш дом.

Но была лишь пустота — камень был холоден и равнодушен.

Помню, как мальчишка — я — в отчаянии приложил вторую руку, а потом, не веря, начал колотить по камню кулаками. Среди детей послышались первые смешки. Взрослые стали перешёптываться, а затем, осмелев, загоготали уже в открытую.

Помню одинокий глаз старшего охотника. Тот стоял неподалёку, прислонившись к стене, и наблюдал — взгляд был тяжёлым и полным разочарования, а затем вдруг стал совсем пустым. Мужчина потерял всяческий интерес.

— Мама! — закричал тогда Кай. — Это неправда! Он всё врёт!

Слёзы заливали глаза, мир расплывался. Алхимик грубо схватил меня за плечо и отшвырнул от камня.

— ПРЕДКИ НЕ НАДЕЛИЛИ ЕГО СИЛОЙ! — провозгласил он скрипучим голосом. — КРОВЬ ВЕЛИКОГО АРВАЛЬДА НЕ ПЕРЕТЕКЛА В ЕГО КРОВЬ!

Люди зашептались ещё громче, теперь уже показывая пальцами не только на меня, но и на мать. Женщина вздрогнула, отвернушись, её взгляд заметался в поисках выхода. А потом она подбежала ко мне, крепко схватила за руку и, не глядя ни на кого, почти бегом потащила прочь от этого позора.

…Воспоминание отхлынуло, оставив после себя привкус горечи.

Я будто очнулся ото сна, резко выпав из прошлого, и снова оказался в полутёмном кабинете. Дыхание было рваным, всё тело мелко дрожало от пережитого унижения и предательства. Мальчик, в чьем теле довелось находиться, чувствовал, как сам род, сама кровь великого отца предали его, не наделив и искрой силы.

Поднял глаза на Торгрима — тот довольно улыбался, добившись своего. Одним точным ударом в самое больное место выбил из-под ног опору. Я был сломлен, и мысленное напоминание себе, что я — не Кай, уже не спасало. Граница между нами в этот момент стёрлась.

Крепче сжал кулаки, впиваясь ногтями в ладони. Физическая боль помогала держаться.

— Твоя мать… — прошипел Глава. — Возможно, ты винишь её в том, что…

— НЕТ! — вырвалось резко, с детской злобой. — Мать здесь ни при чём, если вы к этому клоните! Она была верной и любящей женщиной, знаю точно!

Какй был уверен в этом, слыша как женщина говорила об отце. Зная, что она — грамотная и утончённая, бросила всё, чтобы последовать за диким охотником в Предельные земли, за мужчиной, которого выбрала. Ещё никогда за эти дни память и эмоции мальчишки не владели мной так сильно. Я потерял контроль, перестав разделять себя и его — мы были единым целым в этой боли и ярости.

Рудознатец медленно кивнул и опустил голову, словно ослабляя хватку и давая передышку. Мои плечи обмякли, позволив сделать глубокий вдох. Будто