Проклятый род - Руслан Валерьевич Дружинин

Серко присмотрелся к сестре и наконец-то заметил, что в ней изменилось:

– Я вот тоже кое-что вспомнил – у тебя коса раньше была, с оберегом, а кто ж её срезал?

– Слёзы по тебе вчера нечем вытереть было, – огрызнулась ведунья. – Не по уму знать кобелям всяким, что я с власами делаю!

Такого резкого ответа Серко не ожидал, но вдруг разговор прервали странные звуки. Где-то в тумане перекликались далёкие голоса.

– Людям в росах не место – заповедно в них заходить. Здесь в полшага окажешься рядом с теми, коих глаз не увидит, – Влада остановилась и прислушалась к густой дымке. Не только Серко чудились голоса, сестра тоже их слышала.

– Может это разбойники, кто вчера в нас стрелял? – испуганно шепнул Михаил.

– Порой лучше с человеком бороться, чем с тварями, которые росами прикрываются, – ответила Влада. – Ты разве не знаешь – вода не токмо жизнью одаривает, но и домом для разной нечисти служит – водяных, лоскотух, да мавок с лобастами укрывает.

– Да хватит уже! – зашипел Серко, но Влада всё равно продолжала стращать:

– Росы – та же вода, но не с дождём в небесах, а с дымом от земли поднимается. Ежели тебя кто потянет, голосом знакомым звать будет – так ты не ходи. Лучше затаись, не дыши и не слушай – к одной страшной смерти тебя призывают...

Михаил перекрестился и забормотал:

– Господи, Исусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного! Господи, Исусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, грешного!

– Совсем умом тронулся? Замолчи, а то всех нас выдашь! – оскалилась Влада.

– Нечего было его пустыми дымами пугать, – напомнил Серко.

– Шестьсот раз он сейчас это всё повторит, а потом знаешь, чего сто раз добавит? – Влада передразнила бормотание крестианца: «Владычице моя, пресвятая Богородица, Помилуй мя, грешного! Владычице моя, пресвятая Богородица, Помилуй мя, грешного!».

Эти слова как громом поразили всех, кто шёл рядом. Каждый дивился на Владу.

– Чего уставились?.. Знать – не верить, – огрызнулась Волчица. – Не к вашем лицемерным святым надо тут обращаться, – она подняла глаза к небу и крепче сжала винтовку, покрытую рунами. Губы охотницы быстро и горячо зашептали. – Стою я к исполнению замысла своего, дела светлого, чтобы род мой в силе приумножить. Силой своей великой надели меня, дабы путь к победе очистила. Дабы просторы земли родной покорились мне, дабы разметала препятствия лихие и вражеские. Пусть сила моя поражает врагов, как стрелы Твои, и лишь победы познаю я. Слава Тебе, слава сыновьям Твоим – ветрам-Стрибожичам! Слава яри Твоей, что мир наполняет! Пребудь со мной в небе и на земле, на чужбине и на Родной Земле. Славу тебе возношу, Стрибоже!

Влада подняла голову и прислушалась. На лице у неё проступила улыбка, а волосы цвета пепла едва колыхнулись. По просьбе или же просто случайно, но ветер правда полетел над землёй, коснулся в холодном тумане людей и разогнал пелену до самого горизонта.

– Ведьма! Колдовство и волхование! – с жаром заявил Михаил. Влада одарила крестианца презрительным взглядом:

– Говорила тебе: наши Боги защитят и помогут. А что ответил твой бог?

Михаил зло отмолчался.

– Это лишь ветер… – едва слышно добавила Вера. Влада горделиво посмотрела на белую как туман крестианку.

– Одну русалку росы нам всё же оставили. Стоит тут, бледным духом бормочет, – ведунья бережно сорвала с земли листок щавеля и протянула его девчонке. – Груды на листе видишь?

– Что?

– Капли!

– Да…

– Пей.

– Если в воде нечистый дух, так зачем же?.. – попытался встрять Михаил.

– Много ты знаешь! Росы целебные – пусть пьёт, говорят! – осадила Волчица.

Опасливо глянув на брата, крестианка все же собрала губами капли росы. Щавель тоже у неё не пропал. Глядя, как Вера разжёвывает кислый лист, Влада насмешливо фыркнула.

«И правда, овцы…»

Она хотела добавить что-то ещё, но Серко настойчиво потянул за собой. Он указал вдаль, где за обрывками тумана виднелся угловатый силуэт вышки. Все вместе они дошли до самого кладбища.

*************

Охотники Нави ещё никогда не видели такого странного места – огромное поле, которое не вспашешь и не засеешь из-за плотного серого панциря. Трава росла только в глубоких трещинах, расколовших камень с годами. Вокруг поля стояли арочные дома, чьи стены были собраны из тонкого листового железа. Метал проржавел и местами осыпался с выгнутых рёбер. Сквозь дыры темнели кучи гнилого мусора. Внутри ангаров до сих пор прятались корабли. Среди тлена и ржавчины только они по-прежнему сверкали как новые, словно ещё могли взлететь в небо.

Корабли стояли не только в ангарах, но и снаружи. Множество перевёрнутых, сломанных и разбитых громоздилось на полосе. Кладбище кораблей начиналось от диспетчерской вышки, а на другом конце аэродрома утопало в зелёных лесах.

Ни одной живой души, ни единого звука, кроме жалобного скрипа металла. Ветер пел заунывную песню сквозь лопасти двигателей и осколки иллюминаторов, как музыкант-самоучка ловил ритм визгливой мелодии и пристукивал себе рваными кусками обшивки.