Молитва к Прозерпине - Альберт Санчес Пиньоль

Чтобы хоть как-то скрасить мое заточение, отец разрешил нескольким избранным людям навестить меня. Первым явился мой друг Гней Юний Кудряш, с которым я не виделся после сражения против Катилины. Он отлично выглядел: представь себе, Прозерпина, кудрявого юношу с золотистой шевелюрой, похожей на львиную гриву. Он вошел и заговорил со мной так, словно мы простились накануне:

– Кого я вижу? Да это зануда Марк Туллий! Знаешь, что я тебе скажу? Я никогда не верил, что ты погиб, и даже поспорил однажды об этом, поставив на тебя тысячу сестерциев! Имей в виду. Но я на тебя в обиде: ты не ответил ни на одно из моих писем. Неужели ты все семь лет был так занят, что не нашел времени написать мне пару строк? Ну и что ты мне можешь рассказать об Африке? Говорят, там все не так, как у нас. И правда ли, что у негров две елды и только одно яйцо? Смотри, какой подарочек я тебе принес.

Даже сам бог Пан[70] обругал бы Кудряша за его легкомыслие: его подарок оказался мазью на основе размолотого рога единорога. Стоило намазать ею член, как он немедленно вставал и становился необычайно большим.

– Тебе нравится? Он стоит целое состояние, но, когда я занимаюсь любовью с моей новой сирийской рабыней, моим эрекциям мог бы позавидовать сам Геркулес.

– А откуда ты знаешь, чья это заслуга: твоей мази или сирийской девушки?

Он почесал в затылке:

– По правде говоря, я об этом не задумывался.

Встреча с Гнеем стала для меня прекрасным уроком, Прозерпина: годы, проведенные под землей, изменили меня, но не мир. Кудряш это почувствовал; его рука дружески опустилась на мое плечо, и он сострадательно спросил меня:

– Как ты себя чувствуешь?

Я попытался уйти от разговора:

– Меня хорошо кормят. Дают много овса, как мулам. Я скоро совсем поправлюсь.

Однако Гней мне возразил:

– Я имел в виду не твое здоровье, а твои глаза. Ты смотришь на меня очень странно.

И тут я заколебался:

– Кудряш, я вернулся в Рим, чтобы рассказать миру одну очень важную новость. Но моим словам никто не хочет верить. Будь то последний домашний раб или самый мудрый человек Рима, все реагируют одинаково: сначала широко раскрывают глаза от удивления, а потом обращаются со мной как с умалишенным.

– А с чего ты взял, будто я тебе не верю? Мы же друзья!

– Все говорят, что хотят мне верить, но меняют свое мнение, едва задумываются о том, что́ я пришел вам рассказать.

Как ни странно, Кудряш возмутился:

– Задумываться? Да я вообще никогда не думаю! Всякие там размышления я оставляю лошадям: у них головы побольше моей.

Порой легкомыслие может быть очаровательным.

– Я был в вашем доме, когда твой отец открыл корзинку, которую ты прислал, – сказал он, – и своими глазами видел когтистую лапу и оголенный череп. Почему бы я не стал тебе верить?

Меня охватило волнение, и мы крепко обнялись. Мне пришла в голову одна мысль.

– Кудряш, – сказал я ему, – вероятно, тебе не удалось бы убедить Сенат в том, что мои слова истинны, но ты можешь оказать мне другую услугу.

Я рассказал ему о Ситир. Лицо Ситир Тра было последним человеческим лицом, которое я видел перед тем, как тектоны увлекли меня в бездну. На протяжении семи лет плена и страшных мучений, приключений и страданий память о ней была одной из немногих причин, которые заставляли меня не сдаваться. Я попросил Гнея найти Ситир и сказать ей, что мне удалось вернуться целым и более или менее невредимым.

Он так и подпрыгнул:

– Ахия! Женщина-ахия! Ты и вправду занимался любовью с ахией или только собираешься?

Я разозлился и вознегодовал:

– Как ты можешь быть таким глупым и легкомысленным? Я тебе говорю, что близится Конец Света, а тебя волнует только траханье?

– Естественно, – закричал он. – Если бы и вправду миру должен был прийти конец завтра, я бы сегодня ни о чем другом не думал!

Таков был Кудряш. На прощание я дал ему совет:

– Тебе никогда не удастся найти ахию, если он сам или она сама не пожелает. Они действуют не так, как мы, и сами отправляются на поиски, если им хочется. Цезарю удалось привлечь несколько ахий в свою армию, правда? Отправляйся туда и расскажи им обо мне и о моем возвращении. Сейчас между двумя группировками ахий идет гражданская война, но, наверное, жрецы Геи сохраняют связи между собой, и Ситир получит эту новость.

Кудряш обещал мне помочь и попрощался, лукаво подмигнув.

Вторым посетителем, более важным, чем мой приятель, стал один из друзей моего отца, старый и мудрый патриций, своим видом напоминавший сенатора древности. Его волосы и борода были абсолютно седыми, а туника прямо-таки сверкала белизной. Он излучал спокойствие, ясность и уравновешенность. Старик пояснил мне, что его дух склонялся скорее к философии, чем к политике, и действительно, история моего пленения интересовала его именно с философской точки зрения.

– А скажи мне, Марк, – спросил он, – каким богам поклоняются эти тектоники?

– Богам? Они вообще не верят в богов.

Он посмотрел на меня удивленно:

– Это разумные существа, и они не верят в богов?

– У них нет богов, уверяю тебя.

– Как это возможно? Они неверующие, подобно грекам?

– Нет. Они просто не задаются вопросами космогонии. Ни один из них не посвящает ни единой минуты своего времени размышлениям о божествах или о бессмертии духа. Это им совершенно безразлично. Они только едят, убивают и едят. Завоевание для них означает просто поглощение. Тектоны подчиняются лишь собственному желудку, который имеет странную особенность: он принимает исключительно мясо, и в огромных количествах, но не всякое мясо. Их войска способны опустошить самые густонаселенные провинции Италии за месяц или два. И когда я говорю «опустошить», я имею в виду ликвидировать всех их жителей, сожрать их.

Философ проявлял интерес к моим рассказам, но не понимал меня, потому что сводил все исключительно к вопросам интеллектуальным.

– Их общество делится на роды, как римское? – спрашивал он. – А какие из них самые знатные?

– У них нет ни племен, ни родов. Тектоны не имеют никаких родственных связей.

– Как???!!! – воскликнул он, искренне удивленный.

– Тектоники – это индивиды, одинокие индивиды, которые не связаны между собой родством.

– Но все же у них должны быть отец и мать, дедушки и бабушки, внучки и внуки!

– Нет. У них нет ни отца, ни матери. Сейчас