Циклы "Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов

от нас ударила молния. Мощная и аккуратная, без ветвей и отростков — прямая, как стрела. Это явно говорило об ее искусственном характере. Кажется, владелец голоса был не из болтунов.

— Стоп! — скомандовал я, принимая игру на себя.

Мы остановились.

— Ну, что теперь? — крикнул я в пространство, стараясь, чтобы мой голос звучал как Можно нахальнее.

— Ваши усилия напрасны, — послышался ответ. — Дальше вам не пройти. Но мы не хотим уничтожить вас. Поворачивайте назад и идите к воде. Там мы дадим вам возможность вернуться в светлый мир.

— Черта с два они дадут, — пробормотал Борич негромко. Я был с ним совершенно согласен.

— Мы согласны уйти, — возгласил я в ответ. — Но только вместе с Груздем. Пусть он подойдет к нам — и мы сразу же двинемся к берегу.

После секундной паузы со всех сторон донеслось:

— Я не знаю, о чем вы говорите. Не знаю никого с таким именем. Мое предложение останется в силе еще две минуты. Потом мы вас истребим.

— Мы обдумаем ваше предложение! — крикнул я. И повернулся к Боричу: — Это не тени. Тени безгласны.

— Согласен. Но здесь не может быть никакого оружия: Аид прочно заблокирован от него.

— Не совсем так. Молнии — как все прочее, что не является только оружием, — здесь действуют. Пример налицо.

— Можем ли мы получить что-то подобное?

— Попробуй найти формулу.

— Что просить?

Я думал лишь мгновение:

— Генератор инфразвука. Походный. Это не оружие.

— Н-не знаю… — сомневаясь, пробормотал он. — И потом — как ввести его в формулу? Там нет таких терминов…

— Проси тихий звук страха. Это ты можешь перевести на — на что там нужно переводить?

— Словно ты сам не знаешь. Нормальная латынь.

— Даю… если только пробью блок.

— Они же пробили!

— Может быть, вместе?

— Верно. Давай.

Мы стали спиной друг к другу, прижались, взялись за руки. Зурилову я скомандовал:

— Сядь. Спрячься в туман. Ну!

Он скрылся. Борич шепотом произнес формулу — чтобы я усвоил.

— Готов?

— Да, — ответил я. — Обратный счет, начинаем в ноль. Три, два, один…

Формула прозвучала. Мы вложили в призыв-все силы, какие еще у нас оставались.

Но мы потратили их не зря.

В следующее мгновение я ощутил в руке знакомую рукоять.

— Есть!

А еще через миг прозвучало:

— Две минуты истекли! Вы подписали свой приговор!

И снова ударила молния — на этот раз ближе. Где-то под ногами испуганно пискнул Зурилов:

— Меня, кажется, тряхнуло!

— Заткни уши пальцами! — велел я в ответ. И нажал на стартовую кнопку генератора.

Если я и рисковал, то только самим собой: излучение могло ввести в состояние ужаса и меня. Правда, сзади генератор был достаточно надежно экранирован.

Я медленно повел диффузором, поворачиваясь на левой пятке и описывая прибором окружность.

В первые секунды казалось, что ничего не происходит. Но я знал, что эффект проявляется не сразу. Борич тоже присел в туман и заткнул уши, чтобы волновой луч не задел его.

Откуда-то — кажется, по-прежнему со всех сторон — донесся негромкий стон. Вернее, стоны — разной высоты и тембра. Мне даже показалось, что один из голосов принадлежал женщине. Но во мне не проснулось никаких угрызений совести: сейчас все, кто окружал нас, были врагами. Да и — после жертвоприношения детей, которое продемонстрировал мне Инка-Дремин, мои понятия о жестокости сильно изменились.

Я повернул большим пальцем регулятор излучаемой мощности. Стоны не только повторились в усиленном варианте; они к тому же локализовались. Теперь было ясно, откуда они доносятся. И я направил диффузор туда, крикнув своим:

— Вставайте! Держитесь за мной. Идем на прорыв!

И мы пошли, почти побежали, катя перед собой вал неслышного, но внушающего страх, а порой и убивающего инфразвука.

Впереди слышался уже не стон, но исступленный крик.

— Остров! — крикнул Борич. — Осторожнее!

— Мне их не жаль, — ответил я на бегу.

— Груздь! А если он там, с ними? Ты же не хочешь убить его!

Я убавил мощность. Кто бы там ни был, сколько бы их ни таилось в тумане — все они наверняка были уже выведены из строя.

Мы чуть не налетели на них: они скрывались в слое тумана. Нас вовремя остановил совсем уже тихий стон изнеможения, раздавшийся едва ли не под нашими ногами.

Их было шестеро, все — без сознания.

— Разгони туман хоть немного, — попросил я.

Борич произнес формулу. Их стало видно. Я занялся осмотром. Прежде остальных — женщина; она и вправду тут оказалась, уж не знаю — зачем. Женщина была молода и красива, и смотреть на нее доставляло удовольствие. Только смотреть: помочь ей сейчас я ничем не мог, да и, наверное, не имел права: она была из числа врагов. Я отвел глаза от ее лица, лишь увидев боковым зрением, как Зурилов, всмотревшись, вдруг кинулся к одному из лежавших. Прижал его голову к груди:

— Профессор! Профессор!

Повернулся к нам. На лице его был восторг. Глаза влажно блестели. Похоже, он переживал минуту счастья.

— Мы нашли его! Нашли! Да вы понимаете?!

Это и в самом деле был Груздь. Хотя он не очень походил на свои фотографии — там он был чисто выбритым, в смокинге, кожаной куртке, деловом костюме или лабораторном халате. Но и любой из нас вряд ли был бы узнан сейчас даже близкими знакомыми.

— Да, — согласился я. — Вроде бы он. Попытайтесь привести его в чувство. А я займусь прочими. Если они всерьез отключатся, то автоматически ускользнут неизвестно куда.

Из остальных четверых трое оказались постоянными обитателями Пространства Сна. И лишь один был, как мы — из Производного Мира. К сожалению, на нем не было никаких признаков, по которым можно было бы установить — из какой он страны, из какого Бюро. Рисунок на левом предплечье был — все то же наше изогнутое дерево, — но без инициалов или номеров.

«Ну, все, — сказал я, хотя и не вполне удовлетворенно. — Дело сделано. Суп сварен».

И позволил себе немного расслабиться.

Это было преждевременно.

В следующий миг начал медленно исчезать Зурилов. Так исчезает снивец, когда начинает просыпаться в Производном Мире, когда возвращается в явь.

Меня это, впрочем, не обеспокоило: дело свое он сделал. Груздь был с нами, и оставалось лишь решить — как выйти самим и вывести его отсюда.

Ближайшее будущее показало, что я ошибался. Потому что Груздь открыл глаза. Он пришел в себя.

И его не стало.

Он исчез.

Но не так, как Зурилов: не как человек, просыпающийся наяву. Будь это так, я и Борич вздохнули бы с великим облегчением.

Он исчез