Спасите наши души - Игорь Черемис

после звонка и согласия Нины я обдумал всё это, и понял, что поступил правильно. В конце концов, девушка заслуживала вознаграждения за преданность театру – шутка ли, целый год, в любую погоду торчать у входа и просить у прохожих лишний билетик? Способ, кстати, не самый безнадежный и относительно рабочий; возможно, конкретно ей не хватало элементарного везения – или же она не умела правильно выбирать людей из идущей в театр толпы. Наверное, я бы справился за один-два вечера. Впрочем, спектаклей в Таганке шло много, и чтобы попасть на все, нужно потратить уйму времени – даже если иметь солидный блат и мохнатую лапу. У меня такой задачи не было, а в скором времени мне придется изучать репертуар театра украинского города Сумы; избежать этого развлечения я не надеялся – за артистами мне там присматривать тоже придется.

Ну а второй причиной моего приглашения Нине было то, что она оказалась простой и понятной. Я очень надеялся, что Высоцкий её не испортил – в хорошем смысле этого слова, – и пока что мои надежды оправдывались. Девушка была всё той же любопытной и непосредственной студенткой, как и в первую нашу встречу.

– А почему ты тогда предложил лишний билет мне? – спросила она.

– Случайным образом, – я пожал плечами, хотя она не могла видеть этот жест. – Тоже элемент везения – выделиться из толпы.

На этот раз билеты нам достались не в первый ряд партера, но тоже, на мой неискушенный взгляд, неплохие. Мы сидели на бельэтаже, в левом боковом отростке, который лишь немного не дотягивал до сцены. Но саму сцену нам было видно прекрасно, а заодно мы могли разглядывать весь зал – и для этого даже не нужно было крутиться всем телом, достаточно было лишь немного повернуть голову. Единственным неудобством было то, что кресла в этом отростке располагались друг за другом и были чуть повернуты в сторону сцены. Я сидел позади Нины, и вот ей-то, чтобы посмотреть на меня, нужно было разворачиваться полностью. Но она то ли стеснялась делать это, то ли вообще не горела желанием видеть меня – судя по её движениям, она была полностью поглощена открывшемся ей видом.

На мой взгляд, смотреть там было не на что. Занавес, похоже, в этом театре не использовался вовсе, и сцена была открыта зрителям вплоть до желтого задника; впрочем, какая-то черная занавеска справа имелась. Поверху был прикреплен большой транспарант из светло-серой холщовой ткани с гордой надписью «Добрый человек из Сезуана», выполненной «киношными» буквами. Слева висел небольшой плакат с указанием, что это «Театр улиц» – без разъяснений, что именно это означает, а справа – плохо выполненный портрет немолодого ухмыляющегося мужчины в очках и надписью «Б.Брехт». Автор пьесы, по которой и был поставлен самый известный спектакль Таганки. По сцене там и сям были разбросаны обтянутые парусиной невысокие параллелепипеды – их я уже видел в «Гамлете».

Но именно на эту пустоту и смотрела Нина – возможно, надеясь снова увидеть приткнувшегося сбоку Высоцкого. Но этот прием, видимо, режиссер Любимов приберегал для истории датского принца.

И хотя я ожидал чего-то подобного, спектакль всё равно начался неожиданно для меня. Просто погас свет, зажглись софиты, они осветили сцену, на которую стайкой выбежала толпа актеров; как и в «Гамлете», они носили обыденную для нынешней Москвы одежду – лишь один был в каком-то затрапезном и драном пиджачишке и фуражечке на немецкий лад. В этой толпе выделялась Алла Демидова – Гертруда, мать Гамлета. Здесь же – я сверился со всё-таки купленной программкой – она играла госпожу Янг, и примой спектакля не была. В «Добром человеке» была только одна прима.

К этому походу в театр я подготовился – в меру своих скромных сил, но основательно. В субботу я добрался до нашей районной библиотеки – она располагалась на другой стороне Фестивальной рядом со школой – и прочитал пьесу Брехта прямо там. Не полностью, не выискивая скрытый смысл, а почти по диагонали, пропуская монологи и диалоги, потому что мне нужно было лишь общее понимание того, что я увижу. В принципе, краткое содержание имелось и в программке, но оно оказалось очень куцым, словно его составитель экономил слова и получал за это премию. Впрочем, от таганковской программки мне нужны были только фамилии актеров. Сейчас в спектакле были заняты Демидова, Высоцкий играл главную мужскую роль, безработного летчика Янг Суна, который пытался обмануть несчастную проститутку, приютившую Трёх Богов. Вот исполнительница этой роли – актриса Зинаида Славина, которая играла обе ипостаси своей героини, женскую и мужскую, – и была настоящей примой «Доброго человека». Татьяна в постановке задействована не была, что меня не сильно расстроило – страсть к ней утихла, но я не был уверен, что она не вернется, если я увижу её снова.

Толпа актеров немного бестолково посуетилась, неимоверными усилиями они сумели водрузить над собой транспарант «Пьеса-притча в 3-х действиях. Исполняет студийная труппа», потом расступились, отошли в стороны, в центре остался один – и он по местному обычаю обратился прямо в зал:

– Вы, артисты, устраивающие свои театры в больших домах, под искусственными светочами, перед молчащей толпой, – ищите время от времени театр улиц, повседневный, тысячеликий и ничем не прославленный, но зато столь жизненный земной театр, корни которого уходят в жизнь улицы!..

Он говорил что-то ещё, я узнавал прочитанные накануне слова и понимал, что больше всего мне хочется уйти, не дожидаясь появления водоноса-Золотухина и Трех Богов.

Обещанного Высоцким «полного отвала башки» у меня не случилось. Весь спектакль я неимоверно скучал, потому что смотреть кривляния актеров было на редкость невыносимо. У меня вообще сложилось впечатление, что из всей труппы старалась одна Славина и ещё пара актеров – например, Хмельницкий с гармошкой, поющий незамысловатые песенки, да некий Антонов, который играл, судя по программке, полицейского. Этот Антонов не был похож на актера – скорее, на гопника в подворотне, года три отпахавшего в пока не набравших популярность качалках. Он был могуч и мордаст, а его кулачищи были размером с голову актрисы, игравшей мелкого пацана. Я не знал, какой у Антонова характер, но мне было всерьез страшно за его партнершу, особенно в те моменты, когда он хватал её за шиворот – казалось, ещё одно усилие, и дух из этой маленькой женщины