Дитя минувшего - Кристина Веда

На миг всё стихло. Даже духи расступились.

Он успел вдохнуть её аромат, похожий на запах весеннего дождя, прежде чем Алина исчезла. Растворилась без звука, как всё хорошее, что он когда-то терял.

Посреди елей, что склонились в безмолвной скорби, Марк остался на коленях, скорченный, сжимая между пальцев мокрую траву. Её тепло всё ещё жило в груди, словно искра, и он боялся дышать, чтобы не задуть её.

Он ненавидел себя. За то, что подвёл Алину. За то, что предал Мишу. За то, что не смог быть сильным, когда это было нужно.

Но сильным он и не был. Никогда.

Только братом. Которому не хватило времени.

Знала бы Алина, что она была единственным, что сдерживало его от пропасти. Без неё, он был готов кинуться в разрыв с разбега, позволить тьме поглотить его без остатка. Погибнуть телом, ведь душа осталась с сестрой.

Последние солнечные лучи лизнули спину, простившись навсегда и исчезли. Солнце страшилось того, что могло увидеть со своим возвращением, а потому молило луну не приходить, не сменять её. Но время было неумолимо и ночь опустилась на лес.

Во тьме духи ощутили силу и обступили Марка. Казалось, что он уснул и потому не двигался. Они коснулись его горячей кожи, вдохнули аромат силы, затем впились острыми когтями в спину, облизываясь от предвкушения.

Пролилась кровь. Марк вздрогнул, и вспышка его силы волной откинула духов, точно надоедливую мошкару.

Он поднял голову, наконец отпустив воспоминания.

Он спас бы Алину любой ценой. Но это было от безысходности, ведь Марку нечего было терять. Сейчас же его сердце захватила лунная дева, сумасбродная, местами наглая, но прекрасная.

Он накрыл горящие губы пальцами. Застыл.

Вспомнил покрасневшие щеки, блестящие от пламени свеч глаза и широкую улыбку. Аромат белых, шелковых волос и его руки, кружащие Мишу в танце.

Когда он узнал её имя, то пошутил, что Маша не нашла медведя и сама назвала себя Мишей. Теперь Марк был готов стать её медведем и разорвать любого, кто покушался хоть на ноготок девушки.

Он хотел разрушить этот мир и в разломе достать Алину. Но в этом мире была Миша и она единственное живое существо, кто своим присутствием останавливал его конец.

– Пошли прочь, кровососы, – огрызнулся Марк и подорвался обратно, отмахиваясь от духов на своем пути.

Духи клубились рядом, но не подступали. Когда Марк нашел во тьме вход в пещеру, то духи жалобно заскрипели, точно несмазанная калитка, и облепили каменный вход. Пройти вслед за полубогом они боялись, их отпугивала мощь зимы, трещавшей в каждом углу пещеры.

Марк же её не ощущал и под глухой стук шагов он петлял по коридорам. Те то сужались, то расширялись, пока не вывели к высокой зале. На влажных каменных стенах плясали рыжие, точно ржавчина, огни от факелов. У дальней стены, где камни прорывались из земли бушующей волной и застыли во времени, покрылись льдом, там, на троне сидел Морок.

Голос его разрезал сгустившуюся тишину и Азиз проснулся от голоса хозяина:

– Ну что, сын мой, пошла ли за тобой дочка Коляды?

Марк пропустил через себя насмешку в словах отца. Его терзало другое.

– Что ты хочешь сделать с сестрами? – спросил он, хотя больше всего его интересовала Миша.

– Испытать их, – просто ответил Морок и лениво разгладил ткань своего полушубка. – Я должен знать, как далеко они могут перенести во времени и насколько там остаться. Думаю, это требует тренировок, а может и чьих-то жертв.

– О чем ты?

Морок засмеялся, ласково улыбнувшись, как волк, нацепивший личину овечки.

– Не переживай, я лишь ищу как стимулировать дочерей Коляды.

– Перестань, отец. Если это всё ради меня и спасения Алины, то не нужно заставлять Мишу. Я смогу убедить ее помочь просто так, потому что она…

– …любит тебя? – додумал Морок, но Марк отмахнулся:

– Потому что она добрая и искренняя. Она не бросит в беде и, да, потому что я нравлюсь ей.

Голос, казавшиеся твёрдыми, предательски дрогнул.

Смех Морока ударил, как ледяной кнут. Воздух задрожал, в нём застыли искры – тонкие снежинки, будто осколки звёзд. Они дрожали, напуганные раскатистым смехом.

– Что это?

Марк не увидел, как Морок еле заметно подул и снежинки закрутились. В вихре они облепили воздух и превратились в две фигуры, сомкнутые в объятиях. Блестящие, но холодные, те стояли по центру комнаты, замерли в танце.

Марк отшатнулся, удивленно осматривая фигуры, вырванные из дома Коляды. Точно похищенные из ночи, когда танец сплел две души и обнажил их чувства, завершил все поцелуем.

Снежная Миша стояла посреди пещеры в объятиях ледяного Марка.

– Думаешь, она тебя любит? – скрипел голос Морока, переходя на смех. Буря набирала силу. Фигуры пришли в движение, закружились. Танец стал ломаным, безумным.

– Знаешь, что стало с её первой любовью?

Ветер поднялся с земли и засвистел так, что уши закладывало.

– Она проткнула ему сердце веткой. Он рассыпался в пепел.

– Но он был лешим! – закричал Марк, пригибаясь под напором ветра.

– А ты убил моего дедушку! – взревел голос Миши.

Удар. Марка отшвырнуло в стену, дыхание сбилось. Он едва успел закрыться.

Вихрь схлопнулся, разорвался на сотни хлопьев, разлетевшихся по пещере. Воздух гудел. Боль и страх проникали под кожу.

Из снежной пелены шагнул Морок, но с каждым шагом с него спадала маска. Глаза налились холодным светом. Черные волосы покрылись инеем и превратились в белые. Лицо покрылось сетью морщин. Серебро бороды пробилось сквозь кожу. Синий полушубок стал рябить, пока не вспыхнул кроваво-красным мехом.

Азиз ступал рядом, склонив морду и скалясь.

– Отец?

– Отец-отец, – передразнил бог голосом Марка и встал напротив. – Что же ты такой дурачок, Маркуша?

Марк поднялся на ноги, хватаясь за стену руками от слабости и осматривая изменившегося отца. Осознание, что его обманули, больно хлестнуло по лицу. А обвиняющий крик Миши все еще бил по ушам.

– Мороз? – догадался Марк.

– Рад познакомиться, племянничек, – хищно улыбнулся Мороз и показал свои зубы с щербинкой, – уж не думал ли ты, что мой брат будет тратить своё время на такого никчемного сына?

Земля все-таки обрушилась под ногами Марка и сердце ухнуло в пропасть. Никто не смог удержать его от обрыва.

– Все это время, это был ты? Ты нашел меня в Питере, а не Морок?

– Я.

– И ты хотел помочь мне спасти Алину?

– Конечно я, твой отец и носа из тьмы не высунул бы. Тем более ради тебя. Семья для него пустой звук. Но