Портальеро. Круг четвертый - Юрий Артемьев

не придумал лучше варианта, чем стать «машиной». Ну, как машиной… Я не превратился в железного монстра, наподобие машинок-трансформеров из американского фольклора. Я просто как бы «выехал» из двора на Профсоюзную улицу и погнал в сторону центра, наблюдая за тем, что вижу в режиме некоего магического видеорегистратора.

Профсоюзная, Ленинский проспект мелькали мимо. Знакомые места. Вон там слева за домами прячется многострадальный минералогический музей имени Ферсмана, который я уже пару раз ограбил на кристаллы. А вот уже и сердце столицы — Красная площадь, тоже украшенная в честь Первомая. Ну а дальше… Не буду рисовать весь маршрут моего следования. Могу назвать лишь конечную точку: «Введенское кладбище».

* * *

И вот о чём я мог думать, глядя на знакомую уже мне стенку с ячейками колумбария. Дежавю да и только. Это я уже когда-то видел. Вот и табличка с выбитыми на ней буквами и цифрами. Я читаю, а на глаза наворачиваются слёзы. Не от горя, нет. А от обиды за то, что как бы я ни старался, но так и не смог ничего изменить в судьбе этой девочки, на долю которой выпало страданий больше, чем на кого бы то ни было в таком возрасте. Надпись на мраморной табличке гласили:

Мария Кнопке.

Тысяча девятьсот семидесятый — тысяча девятьсот восемьдесят второй.

Всё ровно так же, как и в прошлый раз. Не больше и не меньше…

Картина маслом. Приплыли туда откуда и плыли… Обидно, досадно… Но теперь хотя бы знаю, где мне искать то, что я потерял. Вернее, искать ту, кого я потерял. Осталось только понять, что с ней произошло на этот раз. То ли болезнь к ней вернулась, то ли ещё чего с ней приключилось…

Нет уж… Дудки. Теперь, если я найду эту маленькую рыжую стервочку, хрен куда от себя отпущу. Ибо не фиг… Стоит её одну оставить хоть на минуту другую, она всё время норовит забраться под эту мраморную табличку, чтобы спрятаться от меня. Хватит. Поигрались и будет. Я так решил.

Решение окончательное и обжалованию не подлежит!

Глава 27

Ну-ка напомните мне, чем там у вас выстелена дорога в ад…

Что дальше будет? Знает только бог.

Хотя и он порой в недоумении.

Хотел, как лучше. Сделал всё, что мог.

Но у людей на всё другое мнение.

Ночь 24 мая. 1972 год.

СССР. Московская область.

Правильные мысли редко кому приходят в голову. Да и как они приходят? Мелькнут, словно молния в ночи, и исчезнут во тьме без следа. Зато дурацкие идеи, будто колючки репейника, прилипают с разных сторон и оседают надолго. И к тому же не просто так сидят, а постоянно зудят и шепчут в среднее ухо: «Ну чего ты? Чего медлишь? Давай устроим какую-нибудь глупость!»

И что делать? Вообще ничего не делать что ли? Сидеть и ждать, когда в голову, словно разряд электротока придёт что-то действительно умное и правильное? Может пройти очень долгое время… А время — это очень ценный и полезный ресурс. Его нельзя растрачивать по пустякам. Но и действовать методом «проб и ошибок» — тоже не вариант. Это всё равно что перебирать оголённые провоза голыми руками, по принципу «жахнет или пронесёт». Причём порою так бывает, что когда вжарит как следует током, то может сразу заодно и очень жидко пронести. А оно нам надо?

* * *

Передо мной снова Машкин дом в Черёмушках. Опять та же школа напротив, украшенная к Первомаю…

Начинаю методично отматывать минута за минутой, час за часом, день за днём… Пара лет пробежала у меня перед глазами, как смешное кино, где все бегали и двигались несуразно и задом наперёд. Лишь однажды мне показалось, что у меня глюки уже начались. Посреди этой фигня, на которую я пялился появилась одна, правильно едущая машина. Ехала она через весь двор, но как-то неровно, виляя из стороны в сторону. Я не сразу сообразил, что это просто какой-то умник, что решил проехать через двор длинного дома задним ходом. Может бедолага просто не знал, что в этом доме подъездов десять, а может и двенадцать… Я не считал.

В мелькающих картинках я только и успевал отмечать, как сменяются времена года. Когда глядишь в таком ускоренном варианте на это, всё происходит почти так же. Но есть кое-какие различия. Зима начинается с грязного, местами тёмного снега. Потом он белеет и исчезает. Жёлтые и буро-красные листья прыгают с земли на деревья и стараются уцепиться за голые ветки, чтобы через некоторое время позеленеть… А потом, практически в одночасье, зелёные листочки просто пропадают незнамо куда, и снова голые деревья ждут, когда под корнями раскинется чёрный снег…

Три зимы позади. По моим подсчётам это уже нужный мне восемьдесят второй год. Интересно, а эта реальность хоть как-то пересекается с той, в которой в своё время нарисовался я? Может быть мне сразу надо начать с больницы, в которой мы познакомились с Машкой. Жаль, что на мраморной кладбищенской табличке не был указан месяц, когда умерла Мария. Так было бы искать её гораздо легче.

Больница, больница… Когда там это было в той моей реальности? Конец августа, если память мне не изменяет. Вроде бы прошло не так уж много времени с того момента, но кажется, что пробежали уже долгие и долгие годы, насыщенные событиями и приключениями. Ну да, точно, меня выписали двадцать четвёртого августа, а медсестра мне тогда сказала, что Маша умерла ночью…

Так… Ясно-понятно. Мне надо попасть раньше двадцать четвёртого. А ещё лучше числа двадцатого, чтоб уж наверняка…

Значит, август. Больница… Где она там находится?

* * *

Немного нервного напряжения и восстановления в памяти больничных интерьеров, и я снова вижу знакомые места. Кажется за несколько дней нахождения в этом медицинском учреждении, я тут почти всё от скуки облазил. Вот и дверь в мою палату…

Так-с… Вот сейчас мы всё и проверим. Если там нет меня, то что это будет означать?

Стоп! Я ничего такого не произойдёт со мною? Ну, в смысле… Если бы я из другого времени подошёл к себе из другой реальности… Произошло бы воссоединение, причём чужак поглощается местной сущностью, безо всяких вариантов. Но сейчас-то я не там, а здесь… И туда я только заглядываю через зеркало, как через камеру наблюдения. Зеркало только проецирует мне то, что там есть. Портал ещё не открыт, и даже не построен…