Предречение - Артем Барабашкин

– В глубине разума ты понимаешь, что я говорю правду, Эва.

– Хватит повторять это имя! – вскрикнула женщина и пнула Йоана в колено. Командир сжал зубы и шагнул назад, едва не упав.

– Имя что-то пробуждает в тебе, Эва? Эва, я… – В этот раз командор ударила кулаком. Искры вспыхнули перед глазами Йоана, бедро обожгла боль от пинка. Нужно было защищаться, но Йоан бы никогда не ударил Эву. Он даже не поднял руки для своей защиты.

Удар локтем, еще один. И еще. Йоан упал на колени после пинка между ног. Боль согнула его пополам, из рассеченного виска на пол капала темная густая кровь. – Эва… – прохрипел командир. Инквизитор взяла его левой рукой за шею, а правую положила на лоб. Сухая и шероховатая, очень горячая. Он помнил её ладонь другой – прохладной и гладкой, Эва любила исследовать пальцами его тело. – Вот зачем они тебя изменили, – прошептал Йоан, с трудом разлепляя оплывшие от ударов глаза. – Они хотели, чтобы ты умела залезать людям в мозги. Человек, который умеет чувствовать, не сможет выдержать шквал мыслей другого человека. Ты совсем как инквизиторы Союза, только без капельки веры и молитв. – Йоан изо всех сил сопротивлялся попытке Эвы войти в его разум. – Ты ведь ненавидела экхалорианство именно за его церковные структуры. И больше всего из-за инквизиции. И сама стала такой. Эва, Эва… – удар коленом вышиб из груди Йоана воздух и одновременно с этим последние силы к сопротивлению. Командиру показалось, что он провалился в собственные мысли.

«Тебе нравиться здесь, Эва?» – мысленно Йоан перенес командора в прошлое, в те времена, когда они любили друг друга ночи напролет.

«Ты пытаешься пробудить мои эмоции, командир. Но их никогда и не было. Не пытайся скрыть от меня правду, иначе твой разум пострадает. Позволь мне получить ответ, и я уйду».

«Я не хочу, чтобы ты уходила, Эва. Не хочу. И пусть пострадает мой разум, пусть! Только не говори, что то, что между нами было – было лишь фальшью».

«Но оно именно этим и было. – Командор частично справилась с его попытками подсунуть ей образы прошлого. Йоан перенесся на гору, в то время, когда между ним и Аристидом произошел конфликт. – Ты нашел артефакт не здесь».

«Не здесь. Он не важен, Эва. Просто скажи, что ты любила меня, и я сам открою тебе воспоминания».

«Мне не нужно твое разрешение. Ты для меня безразличен, Йоан. Я просто выжгу твой разум дотла, но все равно найду то, что мне нужно».

У Йоана осталась одна альтернатива. Он мог показать ей артефакт, а мог показать кое-что еще и узнать, остались ли у Эвы чувства к нему. Но это могло разрушить все и навсегда. Но разве можно разрушить то, что уже и так разрушено?

«Что ты можешь мне такое показать?» – заинтересовалась командор, уловив мысли командира.

«Прости меня, Эва», – мысли Йоана снова толкнули их в прошлое. В обледенелую пещеру с вмерзшим в стену мамонтом. На ледяном полу лежала куртка Йоана, а на ней он сам. А на нем Тейлон.

Тело командира затряслось.

Эва досмотрела воспоминание о его близости с Тейлон до конца, а зачем начала сначала. И снова. И снова.

«Эва? Зачем ты это делаешь?»

«А зачем ты мне это показал?» – вопросом на вопрос ответила командор, и тут в голове Йоана все затопил красный нестерпимо яркий свет. Это была пульсация эмоции. Одной единственной эмоции Эвы. Это было сияние горькой обиды, к которому тут же примешалось сияние боли, а зачем разочарования. А потом Йоан закричал. Дикий рев сотряс дом, заставив магов на улице испуганно переглянуться.

Вспышка за вспышкой в его голове взрывались её эмоции – Эва чувствовала себя оскорбленной и униженной, иглы её обиды ранили его разум, оставляя кровоточащие раны в его сознании. Йоан ничего не видел от сплошной и сумасшедшей пульсации цветов, он не мог разобрать, где его мысли, а где мысли Эвы, все смешалось, скрылось за бешеным припадком чувств, который через мгновение смела одна единственная эмоция – всепоглощающая ревность.

И едва Йоан почувствовал её, Эва покинула его сознание. Женщина упала на колени рядом с ним и зарыдала, согнувшись всем телом. Йоан обнял её и прижал к груди. – Прости меня, Эва. Прости, – шептал он, с глухим остервенением прижимая командора к себе.

– Зачем? Зачем ты показал мне это? – прошептала Эва сквозь всхлипы.

– Я хотел пробудить твои эмоции.

– Но только не так!

– А как?

– Я не знаю, Йоан, – Эва подняла полные слез голубые глаза. – Но только не так.

Он легонько коснулся её лба губами и поправил выбившуюся прядь волос. – Почему ты перестала ухаживать за волосами? – Йоан ласково погладил её по голове, распутывая пальцами спутанные волосы.

– А для чего, Йоан? – Эва сделала акцент на его имени, она словно наслаждалась самой возможностью называть его так. – Кому они нужны? Только ты любил их. Кто решится коснуться Инквизитора? Кто станет перебирать их как ты раньше? Как ты сейчас.

– Ох, Эва, если бы ты только подала знак. Я бы тут же вернулся. Я думал, то, что сделали с тобой Доктор и Темный неисправимо.

– Я была неспособна. Ежедневно я проверяла разум членов ордена, знаешь, что я там всегда видела? Страх. Ненависть. Отвращение. Все считали меня одним из самых ужасных порождений ордена. А ты избегал меня.

– Прости, Эва. Я не знал, не знал! Даже не догадывался, что чувства еще живы в тебе. После того разговора, когда ты…

– Темный заставил меня.

– Подонок. Аристид во всех отношениях соответствует своему учителю.

– Чувства сохранились, Йоан. Глубоко внутри, так глубоко, что я даже не могла осознать их, не могла проявить. Но, сейчас… Все это всплыло, Йоан. Это ужасно, так ужасно, чувствовать весь этот страх, копаться в самых грязных тайнах человека. – Эва прижалась к Йоану, её тонкие прохладные губы сами собой наткнулись на его рот. Они слились в поцелуе, самом сладком за всю жизнь Йоана. Он буквально почувствовал боль, страх, отчаяние, ревность, радость, любовь, все эмоции, что сейчас охватили Эву. Йоан начал с жаром отвечать на поцелуй, но Эва тут же отстранилась.

– Ты не можешь предать ту женщину, – сказала она, вытирая слезы. Йоан молчал. Его взгляд замер напротив глаз Эвы. Несколько мгновений принципы и совесть боролись с сердцем Йоана.

– Могу. – Он шумно сглотнул. – Могу, Эва.

– Она любит тебя, Йоан. Я вспомнила её,