Если судьба выбирает нас... - Михаил Валерин

«Капитанъ ИВАНЪ КАРЛОВИЧЪ БЕРГЪ Московскаго 8-го гренадерскаго полка. Родился 22 сентября 1881 г. Палъ въ сраженiи 16 iюня 1917 г.»

Чуть ниже под прочерком — все то же самое, но по-немецки. Вот только вместо «Иван Карлович» — просто «Johann», и в самом низу — «Ruhe in Gott».[147]

У подножия памятника — небольшой венок с надписью «Dem Lieblingsmann und dem Vater».[148]

Савка без слов возложил рядом и наш поминальный дар «От друзей и сослуживцев» и вместе с нами обнажил голову.

Стоя на холодном ноябрьском ветру, я вспоминал этого строгого, но душевного человека с высоким лбом мыслителя и блеклыми печальными глазами. Отличавшийся в житейских делах типично остзейской флегматичностью, по службе Иван Карлович был суров, но справедлив. Будучи одним из младших офицеров нашего 3-го батальона, я всегда чувствовал уверенность в себе и в нем как в вышестоящем начальнике.

Теперь же, стоя у строгого черного камня, ощущаю только глубокую печаль и чувство потери…

Стоящий за спиной Савка начал было «Помяни, Господи Боже наш…»…

Я подумал, что надо заказать заупокойную службу, но вовремя вспомнил, что лютеране не признают церковных заупокойных молитв — они верят, что только пока человек жил, за него можно и нужно было молиться.

Пошел легкий пушистый снег. Снежинки, кружась в воздухе, оседали на наших непокрытых головах, таяли на лице…

Покойся с Богом, Иван Карлович Берг, капитан московских гренадер…

— Здравствуйте, господа! — произнес из-за наших спин тихий женский голос с едва заметным акцентом. — Вижу, вы пришли навестить моего бедного Йоганна?

На дорожке стояли две дамы в темных пальто и шляпках с черными вуалями. Та, что постарше, тяжело опиралась на руку своей юной спутницы.

Мы четко, как на параде, надели фуражки и поочередно представились:

— Третьего батальона Московского гренадерского полка поручик Генрих Литус!

— Запасного батальона Московского гренадерского полка подпоручик Александр фон Аш!

— Анна Леопольдовна Берг… Вдова Ивана Карловича. А это моя дочь — Эльза…

Упомянутая девушка сделала книксен, а мы в ответ склонили головы и щелкнули каблуками. Точнее, щелкнул я, а Генрих изобразил стойку «смирно» настолько, насколько это возможно сделать, опираясь на костыль.

— Мы пришли помянуть Ивана Карловича. Ведь он был нашим батальонным начальником, — пустился в объяснения Литус. — Как только вышла оказия, мы взяли на себя смелость возложить венок от лица тех, кому довелось служить вместе с ним.

— Я вижу, вы ранены? — Дама глазами указала на костыль.

— Мы с Александром вместе находились на излечении в госпитале.

— Это… После ТОГО боя?

— Да. Мы оба были ранены в том бою под Розенбергом. Александр чуть раньше…

— Скажите, господин поручик… — Анна Леопольдовна замялась. — Вы были при этом, когда моего Йоганна… Когда он умер?

— Нет. Когда господина капитана… Ивана Карловича… — неуверенным голосом поправился Генрих, — ранили, я был в другом месте. Но так случилось, что нас вместе несли в лазарет…

— Он что-нибудь говорил? — Лицо женщины побледнело, и она крепче сжала локоть дочери.

— Иван Карлович был в беспамятстве… — убитым голосом проговорил Литус.

Анна Леопольдовна покачнулась, и я бросился ее поддержать.

— Благодарю вас, — еле слышно прошептала она. Потом медленным движением подняла вуаль и посмотрела в глаза бледному как смерть Генриху. — Я должна знать, как… Как это случилось!

Но Геня молчал, стиснув изо всех сил перекладину костыля.

На самом деле «это» произошло прямо у него на глазах. Они с Иваном Карловичем стояли у перископа на только что отбитом у немцев наблюдательном пункте, когда шрапнель разорвалась почти на бруствере. Свинцовый дождь хлестнул по всех, кто там находился: погибли вестовые и телефонист, Берг был смертельно ранен, а Литусу досталась одна пулька, раздробившая бедро.

По сути, Иван Карлович заслонил Генриха собой…

Вот об этом как раз и не стоило говорить…

Никогда!