Воля дороже свободы - Анатолий С. Герасименко

– Сударь Энден? – Петер помолчал, напрасно ожидая ответа, затем ещё громче продолжил: – Нам дали ваш адрес в институте Гевиннера! Сказали, что вы занимаетесь проблемой с пустынями!

Обшарпанные стены подъезда гулко вторили мальчишескому голосу.

– Гельмунд Энден, Тикштрассе, сорок два? – Петер неуверенно нахмурился. – Если ошиблись, извините…

Заворчал, отпираясь, замок. Дверь приотворилась, и в щель выглянуло лицо – бледное, очкастое, обрамлённое неряшливой бородой.

– Вас здесь двое? – опасливо спросил обладатель бороды. Спросил на божественном языке.

– Двое, – сказал Кат. – А сколько вам надо?

Бородач поморщился, словно услышал что-то крайне глупое.

– Заходите, – сказал он и подался вглубь квартиры.

Петер тут же последовал приглашению. Кат по привычке оглядел подъезд и только потом вошёл, брезгливо переступив через коврик.

Бородач дождался, пока они окажутся внутри, и запер дверь на здоровенную щеколду. Его клетчатые, хорошо пошитые брюки держались на шёлковых подтяжках, рубаха был застёгнута до самого горла. Из-под штанин выглядывали небольшие тёмные копыта, при ходьбе издававшие тот самый каблучный звук.

Внутри квартиры стоял крепкий холостяцкий запах: табак, ношеная одежда, вчерашний мусор. Отразившись по очереди в подслеповатом зеркале, что висело в прихожей, Кат с Петером прошли в большую, основательно захламленную комнату. Стены здесь были на две трети высоты оклеены старыми обоями в меленький цветочек. Потолок украшала фантазийная лепнина.

Посреди комнаты стоял круглый стол на кованых ножках, а вдоль стен громоздились книжные шкафы самого разного толка. Тут нашлось место и древнему, антикварного вида чудовищу с дверцами цветного стекла, и паре шкафов попроще, посовременнее, и совсем уж простецким, казённого вида книжным полкам, явно перенесённым из какой-нибудь муниципальной библиотеки.

И повсюду были книги. Плотно теснились на полках увесистые томики энциклопедий. Сгрудившись в ступенчатые холмы, пылились на широком подоконнике справочники. Лавинами расползались по полу журнальные подшивки: дрянная бумага, выцветшие буквы, пахучие коленкоровые переплёты. А на столе, покорно соседствуя с грязной посудой и пепельницами, вповалку лежали увесистые вековые фолианты. Один из них был раскрыт на середине, и весь разворот занимала гравюра какого-то маготехнического устройства.

Кату показалось, что он снова попал в букинистическую лавку. «Как тогда, на Танжере, – пронеслось в голове. – Только тот с рогами был, а этот – с копытами…»

Бородач встал у стола и, натянув подтяжки оттопыренными большими пальцами, произнёс:

– Гельмунд Энден к вашим услугам, господа. Вы что-то говорили про консультацию?

На свету стало видно, что он не так стар, как вначале показалось Кату: лет пятидесяти, а то и меньше. Просто добавляла возраста борода. И очки – круглые, в золотой оправе.

Кат почесал затылок. «С чего начать?»

– Я мироходец, – сказал он. – На мою планету пробился Разрыв. По земле расползается пустыня, всё уничтожает. Ещё немного – и дойдёт до столицы. Нужно это остановить. Вот и путешествую, ищу того, кто бы справился.

– У нас та же проблема, – мрачновато откликнулся Энден. – Боюсь, тут мало чем можно помочь. В принципе, вы обратились по верному адресу. У меня много публикаций о феномене Разрыва, я работаю над его изучением одиннадцать лет. Но не представляю, отчего началось это… бедствие. И как его остановить – тоже не знаю. К тому же, месяц назад исследования пришлось прекратить. Мне, видите ли, дали понять, что в моих услугах институт не нуждается.

– Вас уволили? – спросил Петер.

Энден пожевал губами. Потом шумно выдохнул, как-то сразу сократившись в размерах.

– Моему проекту обрезали финансирование, – сказал он с отвращением. – А лекции читать не для кого. Студентов нет. Что ж – ходить на службу, чтобы плевать в потолок целый день? Я и решил: посижу-ка дома. Хоть записи в порядок приведу. Вот… Перевёз сюда часть книг из института. Там – старое здание, сырость. Здесь сохраннее.

– Сочувствую, – пробормотал Петер.

Энден блеснул очками:

– Я нуждаюсь в сочувствии не больше прочих, молодой человек. Огромное пятно Разрыва постепенно ползёт к Рунхольту. Оно расширяется неравномерно, с малой скоростью, однако… Касталия уже перестала существовать.

– Касталия? – растерянно повторил Петер. – Это же не так далеко!

Энден цокнул языком:

– Красивый был город. Вы заметили, сколько у нас на улицах нищих? Беженцы. И Рунхольт тоже обречён. Рано или поздно мы все превратимся в инертную массу. В серый песок. Есть гипотеза, что он состоит из погибших миров, вы знали?

Петер покачал головой.

– Но всем плевать, – с горечью произнёс Энден. – Обыватели думают, что как-нибудь пронесёт. Учёные, вроде меня, думают в основном о том, как бы не помереть с голоду. О чём думают правительственные шишки, я понятия не имею, но, полагаю, как обычно, планируют наворовать побольше, а потом сбежать подальше.

Кат вытащил из-за пазухи конверт с чертежами и положил поверх раскрытого фолианта.

– Это, как вы назвали, бедствие, – сказал он, – началось по вине Основателя.

Энден посмотрел на конверт. Потом вгляделся в лицо Ката:

– Откуда вы знаете?

– От его техника, – сказал Кат.

– Вы нашли кого-то, кто работал с богом?

– Я и бога нашёл. Только он мне не обрадовался.

Энден снял очки и, выпростав край