Безмолвная - Константин Лёр

КванГо долго молчал. Ему была неприятна мысль, настойчиво диктуемая сложившимися обстоятельствами. Мысль, решение по которой, он должен был принять немедленно. КванГо, ещё раз взвесил все «за» и «против», потом, обратился к управляющему:

— Она и правда так хорошо танцует?

— Правда, директор, гораздо лучше Халики.

— СунБок, я восстанавливаю тебя в должности. Свяжись с этой Лирой, и притащи её сюда. Я хочу поговорить с ней. Далее, впустите сегодня столько народа, сколько вообще возможно, а с завтрашнего дня удвойте плату за вход — до десяти тысяч с человека. Если она действительно так хороша, как ты утверждаешь, то гости с удовольствием раскошелятся чтобы посмотреть на её выступление. Этим мы сможем частично компенсировать возможные издержки, если вскроется правда.

— Благодарю вас, директор КванГо-сии! Спасибо, что позаботились обо мне, директор КванГо-сии! — расшаркался в благодарностях приободрившийся управляющий. — Позвольте заметить, нет надобности связываться с девочкой, она должна сегодня приехать на смену…

— СунБок, я разочарован в твоих умственных способностях, — перебил его КванГо. — Каким местом ты слушал? Если я описал тебе эту девчонку, наверняка, я был рядом с ней в тот момент! Так вот, я лично выгнал её. Это понятно?

— Понятно, директор КванГо-сии, простите, — поклонившись, промямлил управляющий.

— Хорошо. А теперь, покажите мне её выступление. В конце концов, я должен знать, кого беру на работу!

* * *

КванГо сидел перед монитором и смотрел выступление Лиры…

* * *

Проклятущая сумка оказывается невероятно тяжёлой. Тащу её на закорках до ближайшей автобусной остановки, на ходу вспоминая всевозможные нехорошие слова из «великого и могучего». Корейских аналогов тоже знаю достаточно, как ни странно, но ни одно из них не отражает в полной мере степень моего душевного состояния.

Автобус приезжает через десять минут. Кое-как затаскиваю свою ношу внутрь, заползаю следом, мысленно проклиная аморфных корейских мужиков.

«Хоть бы одна сволочь помогла! Нет, же, сидят, смотрят как девочка тяжести ворочает. Кирпичей в неё накидали, что ли?» — последнюю мысль обращаю к сумке, бухая её на пол возле ног.

Еду две остановки. Перед первой, из-за спины меня окликает незнакомый женский голос:

— Сонён (сонён — мальчик — на корейском. Прим. автора), если ты не собираешься выходить, уступи мне дорогу.

Оборачиваюсь. Голос принадлежит аджумме в длинном, до пят, цветастом платье, кофте, чуть более прилично выглядящей, чем та, которую мне вручил Чинчин, и шляпе, своими полями, прикрывающей мадам пол лица. Дёргаю сумку на себя, освобождаю пожилой даме проход. Женщина, даже не удосужившись поблагодарить, протискивается мимо и занимает место возле выхода, а до меня, наконец, доходит услышанное.

«Э-э-э… мальчик? Какой ещё мальчик… Точно, я же в джинсах и мужском пиджаке, а на голове у меня лишь короткая поросль. Со спины, наверняка, похож на корейского школьника — тощего и нескладного — как многие местные» — осеняет меня. А некоторых и на лицо не отличишь от девчонки, настолько смазливыми могут выглядеть их физиономии. И это — норма для корейцев! Здесь, в Косоне, попроще, а вот в Сеуле я насмотрелся на таких.

Усмехаюсь, поняв иронию происходящего, и все оставшиеся минуты, до своей остановки, «давлю лыбу», не в силах избавиться от назойливой мысли — какое будет лицо у завуча, явись я завтра в школу в мужской одежде.

Отдав водителю шестьсот вон за проезд, выгружаюсь возле своего дома. Какими словами меня там встретят даже представлять не хочется, особенно, если Чинчин настучит, отзвонившись. Открываю дверь, захожу в дом — по ощущениям, словно на минное поле ступаю. Внутри, под бормотание телевизора, мне салютует тишина с налётом брезгливого изумления на лицах домочадцев. Обвожу присутствующих взглядом. Тех, кто рад видеть Лиру, явное меньшинство, но и признаков осуждения никто не выказывает, чему я успеваю порадоваться, прежде чем ЁнСо, подобно тузику вцепившемуся зубами в грелку, набрасывается на меня с расспросами — того и гляди в клочья порвёт! Все её поползновения логично сводятся к одному вопросу: что случилось?

Достаю первый попавшийся, из двух имеющихся, планшет — им оказывается тот, что подарила девушка в кафе, — несколько раз тыкаю пальцем в экран.

— Как, выгнал? За что? Что ты натворила? — недоумевает ЁнСо.

[За социал-коммунистические взгляды] — отвечаю женщине почти что правдой.

А чем ещё, как не попыткой эксплуатации труда, да ещё и несовершеннолетних, можно назвать навешанные на меня обязательства? Что по дому, что в клубе. Пока ЁнСо догадывается, что значит мой ответ, взваливаю сумку на плечо, и, минуя остальных членов семейства, из тех, кто собрался на традиционный, дорамный вечер, направляюсь в нашу с Манхи комнату. Меньше всего сейчас я хочу отвечать на дурацкие вопросы. Обойдутся!

Манхи тоже входит в меньшинство тех, кто рад видеть Лиру. Она с воплем бросается мне на шею, чмокает в щёку. Роняю сумку и обнимаю соседку в ответ, при этом, несколько недоумевая от такой её реакции. Только недавно виделись, буквально, несколько часов назад!

— Я, почему-то, так и знала, что ты надолго у аджосси не задержишься! — выдаёт базу Манхи. Она хватает мою сумку, волоком тащит её к шифоньеру. — У него так скучно! Ты, наверное, поэтому свалила, да? — Девочка принимается вытаскивать из сумки вещи, аккуратно складывает на соответствующие полки.

«Как будто, только этого момента и ждала — поразбирать шмотки подруги» — восхищаюсь я деятельностью Манхи.

Её труд наводит меня на одну мысль, которую спешу озвучить.

[Манхи, где тут можно оставить деньги?]

Соседка ненадолго задумывается, затем, произносит:

— Если большая сумма, то лучше отдать маме на хранение.

[Я бы хотела, чтобы деньги были под рукой] — взвесив «за» и «против», отвечаю Манхи.

— Тогда, положи их сюда. — Девочка прекращает своё важное занятие, подходит к комоду, открывает верхний ящик. — Я тут храню свои украшения, — показывает она на его содержимое.

Подхожу следом, заглядываю внутрь. Там всё по классике. В ящике лежит ящичек поменьше, в котором, собственно, и хранятся стекляшки девочки.

«Пойдёт» — мысленно киваю, осмотрев «тайник». Под изумлённое «Ой!» извлекаю из кармана пачку купюр…

— ЛиРа, а можно я возьму твой планшет, поиграю? — доносится от входной двери юный голос.

Позабыв про зажатые в руке деньги, оборачиваюсь, недоумённо смотрю на вошедшего ТэСона.

«Стучаться в этом доме явно не принято» — в очередной раз дивлюсь местным нравам, попутно раздумывая над просьбой