Все дороги ведут в «нигде» - Алексей Небоходов

– Хаос – это хорошо, но только если он не превращается в самоуничтожение. Кирилл – единственный, кто пытается сделать из этого хаоса нечто похожее на порядок. Все остальные просто играют в свои игрушки.

Кирилл, видя поддержку Руфианы, чувствовал странное сочетание благодарности и осторожности. Он понимал, что она всегда действует в своих интересах, но её открытая поддержка придавала ему сил. Когда они встретились в его кабинете, она, как всегда, выглядела уверенной и раскованной.

– Ты знаешь, что я не сделала это просто так, – сказала Руфиана, усаживаясь в кресло напротив Кирилла. – Но хотя бы ты не боишься сказать правду. Все остальные лишь притворяются спасителями.

– Руфиана, – ответил Кирилл, глядя ей прямо в глаза, – если бы в Ксенополии было больше таких, как ты, мне не пришлось бы устраивать эти выборы.

Она рассмеялась. Её смех был громким, уверенным, будто она насмехалась над всем миром.

– Ну, не знаю, Пророк, – сказала она. – Иногда шоу нужно, чтобы люди поняли, насколько они сами смешны.

Кирилл кивнул. Её слова были правдой. Выборы, со всем их абсурдом, стали зеркалом, в котором отражалась суть Ксенополии – страны, где хаос не просто нормален, но возведён в ранг искусства. И Руфиана, как никто другой, понимала, как находить баланс в этом хаосе.

Выборы приближались, и в Ксенополии нарастало напряжение. Улицы утопали в парадах, голографические экраны переливались лицами кандидатов, а в кафе и на рынках кипели ожесточённые споры: кто принесёт больше пользы – или вреда.

Кирилл наблюдал за этим с балкона своего особняка. Рядом с ним стояла Рита, лениво покачивая бокал вина.

– Ну что, Пророк, тебе удалось, – сказала она с лёгкой усмешкой. – Ты дал им свободу. Теперь смотри, как они её используют.

Кирилл взглянул на мерцающий в ночи Изград и усмехнулся.

– Возможно, свобода – это умение превращать хаос в искусство.

Он не знал, чем всё закончится, но был уверен в одном: Ксенополия никогда не станет прежней.

Ночь выборов в Изграде была феерией абсурда. Город сиял так ярко, что даже звёзды казались лишними. Голографические дирижабли носились над площадью, распевая лозунги кандидатов: «Газ даёт дыхание!», «Нефть – сила жизни!», «Наночипы – путь к совершенству!». Толпы на улицах кричали, танцевали и спорили, превращая выборы в настоящее соревнование по массовому безумию.

Кристина, временный президент, сидела в своём кабинете, глядя на хаос за окном. Она казалась человеком, пытающимся покорить гору, но внезапно обнаружившим, что у горы есть чувство юмора. На её столе стоял недопитый бокал вина, окружённый кипами документов и планшетами с обновляющимися данными.

Дверь приоткрылась, и в кабинет вошёл Кирилл.

– Скажи, Кристина, – начал он, садясь напротив. – Каково это – управлять цирком?

Кристина обернулась к нему. Её глаза были полны усталости и сарказма.

– Это не цирк, – горько улыбнувшись, ответила она. – Это театр абсурда. И, знаешь, что самое страшное? Я – его главная актриса.

Она подошла к окну, облокотившись на подоконник.

– Когда ты предложил мне стать временным президентом, я думала, что это шанс. Возможность что-то изменить, доказать, что мы можем жить иначе. Но всё, что я сделала, превратилось в комедию.

Она повернулась к нему, её лицо выражало злость и разочарование.

– Помнишь мою первую инициативу? Я хотела упростить систему общественного транспорта. Казалось бы, что может быть проще? И что получилось?

Кирилл молчал, позволяя ей продолжить.

– Умные автобусы, – усмехнулась она. – Они должны были выбирать маршруты в зависимости от загруженности дорог. На практике же они начали ездить по кругу вокруг Центральной площади. Их система решила, что это «самая эффективная траектория». Люди звонили в службу поддержки, а им отвечали: «Поздравляем! Вы участвуете в инновационном эксперименте. Держитесь крепче!»

Кирилл рассмеялся, но это только усилило её возмущение.

– Ты смеёшься? – резко спросила она, затем продолжила: – А как насчёт реформы здравоохранения? Я хотела, чтобы каждый житель мог получить бесплатную медицинскую помощь. Что вышло? Врачи начали ставить диагнозы через голографические экраны, а система, назначающая лечение, отправляла людей с простудой на трансплантацию лёгких.

Кирилл закрыл лицо рукой, стараясь скрыть улыбку, но Кристина видела его реакцию.

– Это не смешно, – твёрдо сказала она, затем добавила, тихо, но с горечью: – Это трагедия, завернутая в абсурд.

Кристина вернулась за стол и сделала глоток вина, не сводя глаз с Кирилла, который явно наслаждался её рассказом.

– А как насчёт перераспределения ресурсов? – с сарказмом спросила она. – Я хотела создать прозрачную систему доставки продуктов в регионы. А что теперь? В этих центрах продают сувениры с твоим лицом! И самое смешное – это фальшивые книги «Пророка». Кто-то даже выпустил серию под названием «Как я научил вас жить».

Кирилл рассмеялся, на этот раз громче, чем прежде. Он вытирал слёзы смеха, пытаясь взять себя в руки.

– Это лучше, чем я мог придумать, – сказал он, усмехаясь.

Кристина поднялась и подошла к окну. За стеклом дирижабли с изображениями кандидатов всё ещё кружили над городом. Один из них, с лицом Гусара, транслировал лозунг: «Нефть сделает вас счастливыми!». Рядом появился дирижабль Ветрова, вещающий: «Газ вдохновляет на любовь!». А чуть позже – дирижабль Грика, откуда раздавалось: «Наночипы: скоро вы не сможете без нас!».

Кристина указала на окно.

– Ты это видишь? – спросила она, её голос был полон саркастической горечи. – Это не выборы. Это парад идиотизма.

Она повернулась к Кириллу. Её голос стал тише, но в нём звучала неподдельная боль.

– Я чувствую себя идиоткой. Каждый мой указ превращается в катастрофу. Люди смеются надо мной. А я смеюсь вместе с ними, потому что, если не смеяться, остаётся только плакать.

Кирилл встал и подошёл к ней. Его голос был мягким, но твёрдым.

– Ты не идиотка, Кристина, – сказал он, кладя руку ей на плечо. – Ты просто оказалась в мире, который изначально построен на абсурде. Это не твоя вина. Это Ксенополия.

Она, допив вино, снова посмотрела на город. Фейерверки раскрашивали небо, а толпы людей на улицах скандировали имена кандидатов. Лозунги смешивались с гулом голосов, создавая какофонию, в которой невозможно было разобрать слова.

– Может, мне просто уйти? – тихо произнесла она, скорее себе, чем Кириллу. – Пусть этот цирк продолжается без меня.

Кирилл слегка усмехнулся.

– Ты можешь уйти, но цирк останется.

Кристина рассмеялась, но её смех звучал горько, почти трагично.

– Это и есть самая большая трагедия, Кирилл, – сказала она. – Этот цирк – не шоу. Это жизнь.

Она снова опустилась в кресло, устало глядя на экраны с первыми результатами голосования. Где-то глубоко