Рубиновый рассвет. Том I - Евгений Неволин

Гилен подходит к судну, где уже кипит работа. Каторжники, обливаясь потом, катят бочки с водой и вином по скрипучим сходням. Другие загружают тюки с сухарями и вяленым мясом, сбиваясь с ног в спешке. Несколько человек сбрасывают лишние якоря - каждый фунт на счету, когда нужно быстро уходить.

Гаррот, стоя на палубе, орет на Лони, размахивая своими могучими руками:

— Тащи канаты, черт! Мы отплываем до заката, а не на следующей неделе!

Лони лишь хихикает в ответ, но проворно исполняет приказ, его шрамы от канатов напрягаются при каждом движении.

Гилен поднимается на палубу, его взгляд скользит по горизонту. Вдали, за дымом горящего города, уже виднеются первые звезды - его верные проводники в этом безумном плавании. Он вдыхает воздух, насыщенный запахами гари, крови и свободы, чувствуя, как древняя Тьма в его крови отзывается на предстоящее путешествие.

Гаррот вытирает потный лоб грязным рукавом, оставляя темную полосу на загорелой коже. Его голос, хриплый от многолетних команд, разносится по палубе:

— Капитан, к вечеру выйдем. Уже грузим последние бочки. — Он бросает оценивающий взгляд на суетящуюся команду и добавляет с усмешкой: — Если эти ленивые черти не сдохнут раньше от собственной никчемности.

Его взгляд невольно скользит к Валтару, и на мгновение в его голосе появляется неуверенность — не страх, но глубокая настороженность перед этим аристократом Тьмы. Однако уже через секунду он снова орет, наслаждаясь своей властью:

— Эй, мешок с костями! Я сказал тащить веревки, а не языком молоть! — Его крик сопровождается громким хлопком по спине незадачливого каторжника.

Гилен с Валтаром медленно проходят по палубе, осматривая свое новое владение. Каюта капитана встречает их простотой и основательностью. Массивный дубовый стол, испещренный царапинами от штурвалов прошлых лет, уставлен свернутыми картами и потрепанными судовыми журналами прежнего хозяина. Узкая, но крепкая койка с грубым шерстяным одеялом, которое кто-то старательно застилал перед бегством. Дубовый шкаф с полупустыми бутылями — видимо, чей-то тщательно скрываемый запас против скуки долгих плаваний. Крошечное иллюминаторное окно, в котором уже отражаются первые вечерние звезды.

Гостевые каюты меньше, но Валтар, осмотрев одну из них, совершает очередной изысканный поклон:

— Благодарю за гостеприимство. Это... более чем достаточно для скромного путника.

Его плащ шелестит, когда он скрывается за дверью, оставляя после себя лишь тонкий шлейф аромата ладана и старых книг.

Гилен выходит на палубу, где последние лучи заката окрашивают дерево в кровавые оттенки. Он останавливается у борта, наблюдая за финальными приготовлениями. Лони, ловкий как кошка, перебирает снасти, его пальцы с шрамами от канатов автоматически завязывают сложные морские узлы. Жила и двое других каторжников, обливаясь потом, закрепляют последние тюки, их лица напряжены от усилий. Гаррот расхаживает по палубе, как петух на птичьем дворе, его команды раздаются громче морского ветра.

Гилен отворачивается от этой суеты, его взгляд устремляется к берегу, где город уже поглотила тьма от нависших туч и бедствия. Последние крики стихли, сменившись зловещей тишиной. В его очках отражается пламя далеких пожаров, когда проносится мысль:

"Наконец-то... Свобода. Но надолго ли? Или эта паутина судьбы уже сплетает новые узлы?"

Где-то в глубине души он чувствует, что это не конец, а лишь начало нового, более опасного пути. Но сейчас, под мерный скрип такелажа и крики чаек, это кажется неважным.

Перед самым отплытием, когда солнце коснулось кромки моря, на палубе появился Валтар. Но теперь от его истинной сущности не осталось и следа - лишь изысканный джентльмен в слегка поношенном камзоле. Его бледная кожа обрела здоровый румянец, длинные когти превратились в ухоженные ногти с благородным матовым блеском, а взгляд утратил сверхъестественную глубину, став обычным - чуть усталым, чуть насмешливым. Он прислонился к мачте, наблюдая, как последние лучи солнца играют на складках его плаща.

Из группы каторжников выдвинулся коренастый детина с бычьей шеей и кулаками, похожими на молоты. Боров, как прозвали его в шахтах, подкатил к Валтару, распространяя вокруг себя запах дешевого вина и пота.

— Ты чё за птица такая? — прохрипел он, тыча грязным пальцем в грудь аристократа. — Наш корабль, а ты тут как барин расхаживаешь!

Валтар лишь вежливо улыбнулся, но в его голосе зазвучала сталь:— Милый мой, я здесь по договорённости с вашим... капитаном. И советую соблюдать субординацию.

Лони резко влепил Борову пощечину, от которой тот пошатнулся.

— Заткнись, мешок с костями! — рявкнул он, затем обернулся к Валтару с неестественной для него почтительностью. — Господин, будьте добры побыть до утра в каюте. Эти неотесанные свиньи еще не знают, с кем имеют дело.

Дверь капитанской каюты открылась беззвучно, и на палубу вышел Гилен. Его шаги были мерными, как удары метронома, а глаза за темными стеклами очков оставались невидимыми. Он наклонился к оглушенному Борову, и его голос прозвучал тихо, почти ласково:

— Чем недоволен?

Не дожидаясь ответа, Гилен выпрямился и произнес слова, от которых у команды похолодела кровь:— Казнить за попытку бунта.

Валтар улыбнулся во весь рот, внезапно обнажив клыки, которые мгновенно вернулись на место. Он схватил Борова за шиворот, как котенка, и потащил к своей каюте, оставив на палубе кровавый след от волочащихся ног осужденного.

В мертвой тишине, нарушаемой лишь плеском волн о борт, раздался ровный голос Гилена:— До Амбарнэ — никаких амнистий за провинность. Никаких исправлений ошибок работой или иным способом. Кому не нравится — можете остаться... в Аль-Дейме.

Команда замерла. Гаррот сжал кулаки до побеления костяшек, но промолчал. Лони отвернулся, потирая ладонь после удара. Остальные расступились, избегая взгляда Гилена, как чумы.

Только шум волн нарушал тяжелое молчание. В воздухе витал сладковатый запах страха и едкий аромат крови, доносящийся из приоткрытой двери каюты Валтара, где раздавались странные хлюпающие звуки...

Гилен медленно подходит к Гарроту, слегка склонив голову, чтобы рубиновые глаза за дымчатыми стеклами очков встретились с изумрудным взглядом капитана. Его голос звучит тихо, но каждая буква отчеканена, как клинок:

— Командуй отплытие, когда будете готовы.

Гаррот резко выпрямляется, его мощные кулаки сжимаются до хруста костяшек. Он окидывает взглядом суетящихся бывших каторжников, и его лицо искажает ярость, словно перед ним не люди, а стадо непослушных баранов:

— Вы, ублюдки, даже вёсла держать не умеете?! Лони, бей этого идиота по рукам, пока не научится! А ты – мать твою! – канат не отпускай, пока я не сказал!

Его голос рвёт тишину, как штормовой ветер, заставляя даже самых стойких вздрагивать. Он размахивает руками, будто гонит нерадивых матросов к