Конфедерат. Имперские игры. Война теней - Владимир Поляков

Посмотрим, как оно завтра будет, на первой действительно важной встрече с участием всех прибывших в Бабельсберг заинтересованных сторон. Пока же посидим, языки почешем на различные темы, деловые и не слишком. По Елене серьёзно соскучиться успел, да и Вильям тоже человек ни разу не чужой. Скучно по-любому не будет, гарантия!

* * *

Явление Христа бурому медведю… Только «христов было много», если так можно выразиться. К чему это я? Исключительно к торжественно важному появлению собравшихся в обеденном зале дворца, ведь именно за столом, во время обеда, было решено начать важный для всех разговор. Кем решено? Да всеми, ещё вчера вечером, ближе к ночи, да сегодня с утра. Александр II со своим сыном уже успели не одним словом перемолвиться и со мной и, что особо касалось Александра Александровича, с Марией.

Забавная картина была, откровенно говоря. Великий князь забавно изображал пословицу «и хочется, и колется». Явно не то папа-император, не то и другие советники-доброжелатели успели как следует просветить юношу относительно всех милых и не очень особенностей сестры. Отсюда и реакция. С другой стороны, ни малейших попыток прекращения общения я не наблюдал. Поздравить Мари или посочувствовать? Скорее всего, то и другое одновременно, как и в подобных неоднозначных ситуациях. Ай, сама виновата! Думать надо, кого трахаешь, чтоб потом последствия не расхлёбывать.

Не этими двумя едиными. Пруссаки во главе со своим королём. Сам по себе Вильгельм Гогенцоллерн был человеком не самым выдающимся. Сидеть на престоле мог, советников слушать и правильно воспринимать… это раз на раз не приходилось. По сути лишь с появлением близ него Отто фон Бисмарка накопленный потенциал королевства стал использоваться как подобает, а не уходить, что называется, «в свисток». Зато за что Бисмарку отдельное спасибо, так это за «живительную инъекцию», пробудившую в старине Вильгельме дух предков. Ту самую «сумрачную тевтонскую ярость» и жажду завоеваний. До такой степени пробудившую, что теперь прусского короля требовалось не подталкивать, а скорее уж останавливать. В знакомой мне истории Бисмарк буквально костьми ложился, чтобы удержать монарха сперва от полного разгрома Австрии, затем от заглатывания чрезмерно большого куска германских земель. Потом ещё и в войне с Францией одёргивал, здраво оценивая реакцию иных сильных держав на результаты военной кампании.

М-да, слабое звено тут как раз король, но не его канцлер. Естественные реакции прусских хищников надобно учитывать. И использовать в собственных интересах, просто направляя в нужное русло. Пока «тевтонский гений» сумрачно пережёвывает очередной кусок добычи – он относительно безопасен. А кого тевтонам ЖРАТЬ – этих идей есть у меня, причём в большом количестве. Уверен, что как Вильгельм Гогенцоллерн, так и большая часть его окружения будут дюже довольны. Ну, помимо Отто фон Бисмарка, само собой разумеется. «Железный канцлер» умён до неприличия и столь же хитёр. Ох как хотелось бы видеть его в качестве союзника! Постоянного, а не ситуативного. Увы и ах, но этот человек союзен только и исключительно самому себе.

Встреча с Отто фон Бисмарком утром была… Прикосновение к легенде, больше и сказать нечего! Де-факто величайший дипломат XIX века, да и в XX конкурентов не скажу, что можно было найти, не натягивая сову на глобус. И вот эта самая легенда взирала на меня и моих спутников с этаким оценивающим прищуром. Смотрела, поправляла усы и осведомлялась на хорошем русском языке относительно здоровья, совершённого путешествия и всего прилагающегося. М-да, то ещё ощущение. Впрочем, ощущение не мешало как отвечать, так и прощупывать обстановку на предмет намерений прусской стороны относительно германских планов и не только их. Бисмарк сказал лишь то, что хотел сказать, но умному было достаточно. Для чего? Понимания, что «железному канцлеру» нужен от союзного блока перво-наперво благожелательный нейтралитет в межгерманских разборках. Ну и демонстрация угрозы в адрес Австрийской империи, дабы та, опасаясь открытия второго фронта, не смогла бросить все резервы на противостояние прусской военной машине. Ну и от продолжения военно-технического сотрудничества канцлер совсем не желал отказываться. Что прусский Генштаб, что лично военный министр как следует распробовали как новинки стрелкового вооружения, так и – не сами пока, но посредством военного атташе при посольстве – убедились в высочайшем на сегодняшний день качестве флота Американской империи. Хотели, так сказать, перенимать опыт, будучи готовыми неплохо заплатить за доступ к технологиям. Только вот деньги – это не та плата, которая в подобных случаях оправдывала затраты. Совсем не та.

Что до Изабеллы, то испанка – это отдельная песня, при прослушивании которой хотелось порой выматериться. Или нет, не порой, а чуть ли не постоянно. Ничего удивительного в том, что в истории моего мира эта сеньора слетела с трона при первом же по-настоящему серьёзном кризисе, лишившись поддержки тех опор трона, которые, по существу, и занимались политикой, делая так, что королева считала их решения своими.

Кем были эти двое? Леопольд О’Доннел и Рамон Мария Нарваес. Периодически порыкивая в сторону друг друга, на деле сии персоны жонглировали испанскими партиями, искусственно сменяя друг друга, тем самым создавая у кортесов и народа в целом иллюзию яркой и отчаянной политической борьбы. Прошлое, очень даже буйное и кровавое у обоих, давало все основания так думать.

Тогда у Изабеллы было две опоры. Сейчас добавилась третья, в лице маршала и вице-короля Прима. Что О’Доннел, что Нарваес благоразумно не стали пытаться скушать возможного конкурента, отдав тому на откуп дела колониальные, а сами укрепляя своё положение в метрополии. Умно, ничего не скажешь. К слову сказать, сейчас во главе правительства стоял именно Нарваес, потому именно его персона и сопровождала Изабеллу сюда, в Бабельсбергский дворец. Ну не хотел он оставлять королеву без присмотра, а присутствие рядом с эмоциональной и местами взбалмошной испанкой как бы находящегося в оппозиции О’Доннела было бы не совсем правильно понято большей частью кортесов, этого испанского парламента. Не говоря уж об избирателях, играющих некоторую роль даже в условиях монархии. Конституционной, что характерно.

Разговаривать с испанской королевой было реально сложно. О нет, никакой враждебности и в помине не было! Напротив, полнейшая доброжелательность ко мне и семейству, множество помпезных фраз и обещаний длить и углублять состоявшийся и уже принесший столь ощутимые плоды союз. А в противовес – разговоры о том, что познавшая сладкий вкус побед могучая испанская армия должна напомнить кое-кому, что независимость можно как достигнуть, как и потерять. Особенно тем, кто даже мирный договор заключить не позаботился. Выходило, что Изабелла действительно нацелилась на возврат под власть короны Перу, выбрав тем самым наиболее