Ночь пяти стихий - Илья Стальнов

Но только заботой о собственной жизни он не ограничился. Душа его была преисполнена решимости воздать лиходеям сполна по их мерзким заслугам. Первонаперво он сел за стол и подробно изложил в письме происшедшие события, особое место уделив своим соображениям и подозрениям на сей счет. Настоятельно просил в своем послании, чтобы действия, которые будут предприняты уважаемой им сановной особой, были бы окружены строжайшей тайной и о них знали бы как можно меньше людей.

Подстраховавшись и очистив душу, Матвей принялся расставлять сети. Было доподлинно известно, где искать и что искать, а это уже немало. Среди ближайших слуг имел он таких, кто проползет ужом куда угодно, кто невидим и легок, как ветер, мягок и ловок, как кошка, и от чьих ушей и глаз не скроется ничего. Не раз помогали они ему в странных и важных делах, которыми приходилось дворянину заниматься на службе государственной.

Обложив «дичь» со всех сторон, Матвей теперь ждал, чем это кончится. И час пробил…

– Встречались они, – прошептал тщедушный пегобородый мужичонка, появившийся в дверях комнаты. Он был самым пронырливым и хитрым шпионом, которых только видел Матвей на. своем веку. – Правда, сам лично не приходил, человека своего присылал. Уговорились, что встретятся только вечером. На заимке у Лопушиной пустоши.

– Где эта пустошь? – спросил дворянин.

– Не знаю. Но скоро узнаю.

– А зачем собираются?

– Что-то важное затеяли. Понял я так – завтра и решится, о чем они давно разговор вели.

– Что же они затеяли, поганцы? – задумчиво протянул Матвей. – Ладно, иди.

Он несколько минут сидел за своим столом, неподвижно глядя куда-то вдаль и гладя пальцами усеянную драгоценными камнями рукоять своего любимого, острого, словно бритва, кинжала. Взял он его в схватке с басурманами – лезвие по рукоятку вошло в плечо боярина, но он сумел здоровой рукой удушить огромного, злого татарина. Так кинжал и стал его собственностью, трофеем. Вместе со шрамом на плече.

– Родион, разузнай-ка скорее не только, где эта Лопушиная пустошь находится, но и ходы-подходы к ней, места укромные. И чтобы ни одна живая душа об твоем интересе не пронюхала.

– Будет сделано, не сумлевайся.

Действительно, Родион был пронырой хоть куда. Не много времени ему понадобилось, чтобы все разведать. Выслушав вечером того же дня донесение, Матвей удовлетворенно кивнул и наградил шпиона столь щедро, что даже удивил его.

– Готовься, Родион, завтра выступаем.. На следующий день Матвей, Родион и трое здоровенных молодцов, вооруженные пистолями, алебардами, ножами, прибыли к заимке. В деле обустройства засад дворянин обладал большим опытом. Даже более солидным, чем атаман Роман, хотя тот славился везде именно этим искусством и слыл в нём непревзойденным. Никто сейчас, выйдя на поляну, не сказал бы, что в окрестностях притаились вооруженные люди и терпеливо ждут той минуты, когда будет подан сигнал к действию.

– Чтоб тихо сидеть и без знака не дышать даже, – еще раз погрозил дворянин пальцем, после чего сам схоронился за поленницей дров и кипой разного хлама и стружек, откуда мог хорошо слышать и видеть, что происходит возле вросшей в землю, покосившейся избушки.

Времени прошло немало, но Матвей привык ждать. Пошевелиться он позволял себе только тогда, когда онемело тело. Мысли его текли ровно, спокойно. Воспоминания, думы о том, как лучше завершить это хитрое дело, да просто посторонние мысли одолевали его и навевали сон. Вместе с тем он не впадал в дрему, слышал и улавливал каждое движение в лесу, каждый шорох. И дождался…

Атаман был в стрелецкой форме. Он обошел избушку, осмотрелся, нет ли какой опасности, подошел к поленнице, но спрятавшегося там дворянина не обнаружил. Потом набрал сухих веток, высек кресалом искры. Немало труда пришлось потратить, прежде чем вверх взметнулся хилый огонь, который набухал, с каждой секундой набирал мощь, тщетно силясь разогнать сгущающуюся над землей синюю тьму. Атаман уселся на лавку перед костром и завел Хорошим густым голосом заунывную разбойничью песню, звучавшую в лесу тоскливо и тянувшую душу. Песню о разбойничьей атаманше, которая не пожалела сорок душ, в том числе родителей, всех сгубила ради шайки своей., Вскоре появился второй – хмурый, взъерошенный. Он уселся на пень напротив атамана.

– Добрый вечер. Роман.

– Вечер добрый, воевода, – кивнул атаман и подбросил в костер сухих веток, от чего пламя пригасло, но тут же взметнулось вверх с новой силой.

– Прибрали братву твою, Роман.

– Всех?

– Из логова ни один не ушел. А вот с обозной засадой незадача получилась.

– Кто ушел?

– Мальчишка, худой такой.

– Гришка. От него ни пользы, ни опасности. Навязался только на нашу шею. Как все началось, бежал, наверное, так, будто по пяткам розгами хлестали?

– Угу. И еще один ушел. Здоровенный такой. Без пальцев на руке.

– Вот это худо, – нахмурился Роман. – Грозный он, да еще разозленный. Самый опасный зверь из всей стаи. Поспешили вы его отпустить. Ох, как поспешили.

– Он нас не спрашивал, – развел руками воевода. – Ну, а ты как, добыл? Я уж наслышан о том, что ты в старостином доме натворил.

– А что делать было? Дьяк чуть весь город не переполошил. А касательно вещицы – не боись. Добыл.

– Покажь!

– Схоронил в укромном месте, чтобы во грех тебя случаем не ввести. Ты лучше свою покажь.

– Да что ты, разве я такой дорогой товар с собой потащу.

Атаман с воеводой помолчали, недовольные друг другом и проклиная каждый в мыслях хитрость своего приятеля. Роман подкинул еще хвороста и протянул руки к огню, будто желая согреть их от мороза. Красные отсветы падали на кожу и просвечивали ее, поэтому казалось, что руки атамановы в крови.

– Воевода, – наконец нарушил молчание атаман. – Ты знаешь, что ни мне без тебя не справиться, ни тебе без меня. Обоим ношу эту тащить надобно. Там столько всего будет, что и на двоих, и даже на сто человек с лихвой хватит. И беспокоиться о том, что один другого во сне удавит, право, не стоит. Даже чтобы нам начать – все части воедино собраны должны быть… Давай именами святыми поклянемся вместе это дело до конца довести.

– Да ты, что ль, в святые имена веруешь?.. Хотя правда твоя.

Двое негодяев прочитали молитву, поцеловали крест, призывая святые имена, произнесли страшную клятву… Потом атаман вынул из кармана два листочка и протянул их воеводе, без особой охоты, но решительно. Жадными глазами пожирая их, воевода схватил листки, разгладил, потом, крякнув, порвал подол своего богатого кафтана и зашитый в нем похожий лист нехотя протянул Роману.

– Все честно, – кивнул атаман.

– Ну теперь Бог нам в помощь, – перекрестился воевода и снова толстыми губами прильнул к кресту.

– Не Бог, а сила нечистая твой помощник! -крикнул Матвей.