Диссидент-3: Дайте собакам мяса - Игорь Черемис

Я легко взбежал на второй этаж и нажал на одну из трех кнопок звонка. Самую нижнюю.

***

– Вы ко мне?

Элеоноре было за пятьдесят, была она кругленькой и похожей на фею-крестную из какого-то мультфильма, который я смотрел давным-давно. Сходства ей добавляли огромные глаза, которыми она постоянно моргала, создавая у собеседника ощущение, что он общается с натуральной дурочкой. Вот только впечатление это было обманчивым – человек, который прожил жизнь Элеоноры, дураком быть не может. У него есть, конечно, куча неврозов, но одних их недостаточно, чтобы отправить её в Кащенко или Сербского. Социально не опасна, как сказали бы наши эксперты-психиатры, и этот вывод вполне подкреплялся тем, что жалоб на Элеонору от соседей не было вовсе. Наверное, они ругались, возможно, у них были непростые отношения – но всё это было обычным приложением к тому дурдому, в который, как правило, превращаются коммунальные квартиры.

– Да, наверное, к вам, – улыбнулся я. – Это же вас зовут Элеонора?

– Да, это я, – он чуть кокетливо поправила прическу. – Проходите. В комнате посидим, на кухне сейчас Самойловы завтракают. Но чай я сделаю.

Вот так. И не спросила даже, кто я такой и имею ли право беспокоить её утром в воскресенье. Просто развернулась и двинулась по темному коридору вглубь квартиры.

– Вот здесь я живу, – она открыла дверь одной из маленьких комнат.

Впрочем, тут все комнаты были почти одинаковыми и весьма большими, метров по шестнадцать, их при необходимости можно было разгородить, чтобы отделить отцов от детей. Соседи Элеоноры этим, думаю, пользовались.

– Уютно, – похвалил я, посмотрев на её жилище.

Я сильно покривил душой. Уютом тут и не пахло. Древняя – во всяком случае, с моей точки зрения – металлическая кровать с набалдашниками, заправленная и покрытая цветастым покрывалом, в изголовье которой пирамидкой лежало целых три подушки, одна другой меньше. Круглый стол, который, наверное, помнил чайные купеческие застолья середины прошлого века. Несколько «венских» стульев с изогнутой спинкой. Два высоких шкафа – как бы тоже не из прежней, купеческой жизни. И пара комодов, которые тоже выглядели очень и очень старомодно. Непременный цветастый половик и вполне приличный ковер на стене над кроватью. Пыльная бронзовая люстра с тремя рожками. И книжный шкаф, в котором я разглядел фамилии поэтов – как дореволюционных, так и современных; один том почему-то стоял обложкой вперед – на желтом фоне крупная надпись «АЛ.БЛОК» и название 12 цифрой и прописью. Что-то было написано и ниже, но ближе я подходить не стал, разглядев лишь «Новый путь. Одесса. 1918». Мне показалось, что это добрый знак.

Ни телевизора, ни радиоприемника, который способен ловить вражеские «голоса», в комнате Элеоноры не было.

– Спасибо, – откликнулась она. – Вот сюда садитесь, я сейчас вернусь.

И она буквально выпрыгнула за порог, не дав мне отказаться от чая.

Откровенно говоря, я ожидал совсем другого приема. Она должна была ещё в дверях спросить, кто я такой, посмотреть моё удостоверение, немного покочевряжиться, но потом согласиться поговорить. И мы бы тогда сразу перешли к делу, минуя необязательные стадии, в которые входит угощение чаем. Марк Морозов, например, ничем меня не угощал – я бы отказался, конечно, но он даже не предлагал. Петр Якир предлагал, и у меня был шанс отказаться, которым я и воспользовался. Элеонора ничего не спрашивала, она просто поставила меня перед фактом – мы с ней будем пить чай.

– Тяф!

Я встал, дошел до кровати и присел на корточки. Из темноты на меня смотрела мелкая собачка с очень милой мордочкой – болонка не болонка, но что-то близкое к этой породе – и торчащими в стороны мохнатыми ушами. Она внимательно посмотрела на меня и снова сказала:

– Тяф!

Правда, уже не так смело.