Пещера - Геннадий Петрович Авласенко

в сторону, и я, не удержавшись, вновь оказываюсь на земле. Громадная тень нависает надо мной, совершенно заслонив собой и солнце, и весь почти небосвод, потом меня обдаёт горячим, смрадным дыханием зверя… и тот час же острая, невыносимо острая боль пронзает вдруг левое моё плечо. Я чувствую, как отрываюсь от земли, как чужая безжалостная сила легко, словно пушинку, вздёргивает меня вверх, как отчаянно быстро, какими-то отрывистыми толчками бьётся изнутри измученное моё сердце. И с каждым новым его толчком выплёскивается из левого плеча наружу моя кровь… и горячими струйками растекается по всему телу…

Странная апатия и безразличие овладевают вдруг всем моим существом. Я понимаю, что погибну, если не буду хоть как-то сопротивляться… но сопротивляться нету никаких сил, да и желания тоже. Руки мои словно две плети и они, конечно же, совершенно пусты…

«Вот и всё! И так глупо… – мелькает в моей голове последняя связная мысль. – Хотя, почему глупо? Был бой… и хоть я проиграл его, этот последний свой бой… И я ведь не струсил, я друга пытался спасти… и может теперь тварь это оставит его в покое, удовлетворившись мной, как добычей…»

– Что же вы стоите?! – как сквозь вату доносится до меня пронзительный женский крик (чей именно, я так и не смог разобрать). – Он же погибает, трусы! Он же за вас погибает!

Потом всё вокруг заволокло, затянуло какой-то странной, оранжево-красной метелью, и самое последнее, что сумел разглядеть я сквозь бешено крутящуюся эту метель, было почему-то лицо Лерки… близко от моего лица, на удивление близко, совсем рядом где-то. И в руке у неё зажат нож, и вот она взмахивает этим ножом… а, может, всё это просто мои предсмертные видения, не более…

Потом я теряю сознание. Резко и разом, словно проваливаюсь мгновенно в какой-то чёрный бездонный колодец.

Из стихов Волкова Александра

Метеорит…

Ему дано судьбой

короткое мгновенье —

быть собой!

Самим собою,

а не просто «быть»…

Звездою вспыхнуть,

прошлое забыть,

ночное небо

светом озарить,

влюблённым

сто желаний подарить,

холодный воздух

теплотой согреть…

И смерть презреть…

И умереть…

Сгореть…

Или,

упав,

остаток жалких дней

влачить среди камней,

простых камней…

Ведь он метеорит,

пока горит!

Какой он там,

внизу,

метеорит!

* * *

Я открываю глаза и долго пытаюсь понять, что же со мной всё-таки произошло, и почему я чувствую себя таким слабым и совершенно разбитым. И плечо, левое моё плечо… что с ним такое? Словно огромные раскалённые гвозди вбиваются ежесекундно и безжалостно в левое моё плечо…

С трудом приподняв голову, я долго и тщетно пытаюсь осмотреться вокруг.

Где я?

Сверху надо мной чистое голубое небо, справа от меня какая-то сплошная и отвесная каменная стена, уходящая вверх так высоко, что верхний её предел я даже не пытаюсь рассмотреть. Слева же я замечаю небольшую и тоже каменную площадку, окружая которую, угрюмо громоздятся со всех трёх сторон огромные гранитные валуны.

Потом силы вновь покидают меня и, беспомощно откинувшись назад, я вновь закрываю глаза. И тут же возвращается память. Вся, до мельчайших подробностей, до той, последней самой, страшной той минуты, когда я, беспомощно барахтающийся в смрадной чудовищной пасти и уже распрощавшийся мысленно со всем белым светом, почему-то всё-таки остался жить…

И ещё кое-что я смог вспомнить. Смутно, вроде и не со мной это было, припомнилось вдруг, как несли меня на каких-то носилках, и как было мне при этом больно… нестерпимо, невыносимо даже больно. Каждый шаг, каждый лёгкий толчок со стороны невидимых моих носильщиков мгновенно отзывался в левом плече тысячекратно усиленной жуткой этой болью. И я, крепко сжав зубы и стараясь не заорать, то выныривал на поверхность сознания, то вновь, словно в воду, погружался на некоторое время в такое блаженное, спасительное такое полузабытьё…

– Оклемался? Ну, наконец-то!

Я вновь открываю глаза и вижу Витьку. Он склоняется надо мной и в глазах у него радость и огромное облегчение. Он искренне рад тому, что я очнулся, что я смотрю на него… он бесконечно рад этому, и на душе у меня как-то сразу становится тепло при виде этой его простой человеческой радости.

– Помоги… мне… сесть…

Я постарался произнести эту фразу как можно более громко и как можно более внятно, но что-то совсем плохо это у меня получилось. И плечо моментально отозвалась острой пронзительной болью, и голова словно побежала куда-то…

Но я всё же сажусь (с Витькиной помощью, разумеется), сажусь и, осторожно прислонившись спиной к каменной этой стене, вторично начинаю осматриваться по сторонам. На этот раз уже куда более осмысленно и основательно.

Теперь я замечаю, что находимся мы на какой-то возвышенности, и что бесконечный лес, раскинувшийся во все стороны сплошным зелёным ковром, находится куда ниже этой нашей площадки. Ещё я различаю в нескольких метрах от себя неровной тёмное отверстие в скале, очень похожее на вход в какую-то пещеру, что ли…

– А где… все… остальные? – губы мои беспомощно прыгают и дрожат, господи, неужели я ослаб настолько, что даже выговорить несколько коротких слов для меня почти непосильная задача! – Где все?

– Там! – Витька несколько неуверенно махнул рукой в сторону громоздящихся валунов. – За дровами пошли… ну, и за водой тоже…

– Понятно!

Я боюсь спрашивать о Серёге, до сих пор стоит в ушах моих тот самый последний его крик, крик страшной, нечеловеческой боли. И то, как резко, как внезапно и разом он оборвался, этот крик. Неужели Серёга… неужели Серёги уже…

– Где мы? – шепчут мои прыгающие губы.

Витька ничего не отвечает. Он лишь пожимает неопределённо плечами и, тоскливо вздохнув, встаёт.

– Ты посиди, я сейчас.

Он направляется к тёмному отверстию, так похожему на вход.

– Подожди, Витька!

Витька оборачивается.

– Ты куда?

– Посмотрю, как там Серёга.

С чувством огромного облегчения я перевожу дух. Серёга жив!

– Как он?

Витька мрачнеет.

– Плохо! – коротко говорит он и, помолчав немного, добавляет: – В общем, хуже некуда!

– А Наташа? Она с ним?

Но Витька уже скрывается в пещере. А я вновь обессилено закрываю глаза и молча сижу так, стараясь хоть немного унять, приглушить острую боль в левом плече.

Я сижу так до тех самых пор, пока снова не слышу Витькины приближающиеся шаги. Он подходит ко мне, некоторое время стоит рядом, потом молча опускается на каменистую поверхность площадки. Я хочу спросить