Скверная жизнь дракона. Книга третья - Александр Костенко

с наступлением зимы справились с этой задачей. Снег метровым слоем покрыл деревья, не пропуская и малейшего лучика света. Лишь изредка попадались освещённые участки в тех местах, где ветви не выдержали веса снега и изломались, приоткрыв небольшую форточку. Но в остальном — смерть. Застывшая и леденящая бесснежная смерть.

Уже после третьего километра защитного леса снегоступы не нужны. Снега нет на бесплодной земле: он весь на ветвях плотной простынёй. Воздух в истинном лесе скверны наполнен лёгкой пылью, тоскующей по бывалому движению ныне застывших порождений. Кусты, деревья, грибы — всё это словно спит. Даже насекомые или…

— Повезло, — я довольно выдохнул, заметив застывшую гусеницу с восьмью сегментами. Взяв толстую верёвку, сплетённую из кожи скверных кабанов, я подвязал один конец между первым и вторым сегментом, а другой — между седьмым и восьмым. Получилась этакая «гусеница с лямкой для переноса на плече», осталось отнести её на обычную землю, но это потом: меня ждали коконы.

Обычно, когда мицелий схлопывается на одну минуту, то образует кокон в метр высотой. Но сейчас зима и абсолютно весь мицелий превращён в коконы. Они ужались, скукожились в половину и главное — они лёгкие. И спасибо густо сплетённым ветвям искорёженных деревьев, что не надо раскапывать снег. Нужно всего лишь немного раскидать землю под основанием кокона, где он вклинивается в мёртвую почву толстой ножкой. Сантиметров десять промёрзлой земли раскапывается быстро: она под коконом рыхлая, когда в остальных местах твёрдая как камень. После, надо сложить вместе посох и двухметровую палку, ближе книзу связать их кожаной верёвкой. Получившейся прищепкой поддеть кокон за ножку и рычагом вытащить из земли, быстро и резко. Если раздался щелчок — процесс загублен, следует идти к новому. Если ножка вышла из земли с протяжным скрипом — всё получилось. Сантиметров пятьдесят, толстый и мясистый корень отливается салатовым цветом, но от соприкосновения с воздухом уже через секунду он начинает желтеть, а потом и вовсе краснеет.

Вскоре около рамки набралось пять коконов, и я засобирался к чёрной тряпке. Главное — пока что не выносить из скверного леса гусеницу.

Разделывать коконы очень легко и приятно. Мицелий распрямить не получится, пока он соединён с корнем десятью короткими перемычками. Иногда встречается восемь, иногда двенадцать, но в среднем десять. Если их резко отрубить, то мицелий потеряет жёсткость и отвалится, став сине-зелёным скукоженным покрывалом. Летом его диаметр достигает десяти метров, но сейчас зима и мицелий сжался практически до пяти метров. Эту травяную простыню проще простого сложить в несколько раз или скрутить в рулет.

Раздербанив все пять коконов, на утоптанном снеге я сложил получившиеся рулетики, на них уложил корни — и двинулся обратно, за следующей партией. А уже через два с небольшим часа вернулся и обнаружил такое долгожданное, вкусное и крайне необходимое ничто.

Немного обидно, что приходится мёрзнуть безрезультатно. Но гораздо обидней, что козлы и козы больше не посещают ближайшие места, словно бы догадываясь о смертельной опасности. И это вдвойне обидно, ведь сегодня они крайне нужны. Не сами животные, но их любовь к застывшим коконам.

Примерно месяц назад я кое-что увидел и подумал, что сошёл с ума. Рогатое животное с охровыми полосками приблизилось к замёрзшему кокону, и стало его есть, помахивая хвостиком от удовольствия. Коза тогда ушла живой и невредимой, потому что я минут десять в ступоре пытался осознать увиденное. Ну а потом пошло время экспериментов, череды проб и ошибок. Лишь две недели назад я полностью выяснил, как правильно разделывать коконы. Заодно понял одну закономерность. Если животное погрызло кокон, то после испарения он оставит запчасть с шансом примерно в десять или пятнадцать процентов. Но вот если кокон нетронут — то стоит рассчитывать на жалкие пять процентов. Как назло, поблизости все коконы целые.

Распотрошив вторую партию — я приступил к гусенице. В отличии он мицелия с ней надо быть максимально аккуратны. Второй раз мне может не повести.

Расположив гусеницу брюхом книзу, я обвязал леской парализованные холодами конечности двух соседних сегментов. В итоге получилось четыре связки по шесть пар лапок в каждой. Теперь самое сложное: отрывать сегменты начиная с последнего. Три раза можно вспотеть, прежде чем послышится лёгкий треск из сочленения сегментов, но сразу после треска они разъединятся с чпокающим звуком. Убить тварь можно только после того, как все сегменты оторваны, до этого тыкать ножом в гусеницу ни в коем случае нельзя. Мне в прошлый раз несказанно повезло, что я успел обмотать многие лапки и гусеница лишь могла ползать. Но всё равно свободными лапками на одном сегменте она успела пропороть мне бедро. Хорошо хоть сосуды крупные не задела. И спасибо большое этому телу с крайне странным заживлением: недели не прошло, как рана глубиной в несколько сантиметров затянулась без следа.

Придавив головной сегмент к земле одной рукой, другой рукой я схватил и резко вырвал из неё все лапки. Гусеница тут же очнулась, запищала ультразвуковой бормашиной стоматолога, распрямила хоботок — и всё. Больше она ничего не могла сделать. Оставалось проткнуть её остриём чёрной палки. Лог… Одна гусеница — это примерно восемь сотен опыта, а за каждый разделанный кокон идёт три сотни.

Окончательно оторвав со всех сегментов лапки и завернув их в тряпку — следовало приступить к потрошению твари, но не вскрывая сегменты. В месте их крепления между собой помимо сосудов, истекающих белым ихором с запахом заплесневелого хлеба — виднелся жёлтый хрящ. Его следовало вдавить внутрь и взболтать сегмент, как шейкер. А стоит перевернуть, как чёрные внутренности со звуком пережёванной макулатуры плюхнуться на снег.

Странные у скверны предпочтения — чёрные внутренности и белый ихор. Но, возможно, именно из-за этого белого ихора в каждом из сегментов образуется перламутровая жемчужина. Диаметром в большой палец, идеально круглая, переливающаяся на солнце с жёлтым оттенком. Она не тонет, не ломается, не горит, даже ману в неё не впустить — бесполезная фиговина, но я решил их сохранять. Эти сферы похожи на жемчуг, он дорогой, а эти жемчужины огромны и добываются с большим трудом, если вспомнить как юрко перемещаются гусеницы. Да и на восемь сегментов приходится максимум пять жемчужин и после испарения их может вовсе не остаться. Думаю, мама уж точно найдёт, куда и как их применить. К тому же, две таких жемчужины от пяти убитых тварей уже лежали в пещере.

Закончив разделывать гусеницу — я отправился в скверный лес за третьей, финальной партией коконов. Слишком мало шансов, что с добытого десятка хоть что-то останется. Стоило углубиться в защитный лес, как послышалось протяжное утробное рычание. Огибая скрюченные деревья непропорционально вытянутым телом, шло порождение с зубастой пастью на спине и золотым мехом, тремя парами ног, запаянной кошачьей мордой, разорванным лбом и вытаращенным крабовыми глазами.

Из-за холодов шестилапая кош напоминала сонного ужа. Едва переставляя лапы и перетягивая длинное тело, порождение так и просилось, чтобы его уничтожили и распотрошили. Я хитро улыбнулся и отвязал от рамки метровое шило, оставшееся от порченого орка. Главное — бить уверенно. И быть уверенным.

Наблюдение показало, что древни в защитном лесе — альфа-хищники. Следующими в пищевой иерархии стоят кошаки, благодаря длинному языку. Лишь древень способен убить его. Вот только способ убийства крайне специфичен.

В отличие от кабана, у кошака кожа мягкая, при желании можно и пальцем проткнуть. Единственная защита — густой мех с золотистым отблеском. Настолько густой, что пальцы в нём застревают, если гладить против шерсти. Но погладить его всенепременнейше необходимо, чтобы нащупать на левом боку твари бугорок, недалеко от первой ноги. И прицелиться в него шилом, держа его горизонтально и выверяя угол в сорок пять градусов. Не хотелось допустить ошибку, иначе будет лишь три секунды убежать или как-то обезвредить тварь.

Замах. Удар. Остриё вонзилось в твёрдую шишку. Шило упёрлось в преграду, потом во вторую, третью. Порождение глухо рявкнуло, обмякло и упало на землю.

Мне повезло, что три недели назад я увидел напавшего на переходную стадию древня кошака, явно желавшего свести счёты с жизнью. Как только древень проткнул кошака веткой — в него полетела «Магическая стрела». Он отбросил добычу и переключился на меня.

Убил я тогда древня магией сразу, истратив все резервы. Зато полностью изучил внутренне строение шестиногого