Агент Их Величеств, часть вторая - Александр Н. Александров

Сияющая фигура повернула к следователю то место, где должно было быть лицо; за её спиной качнулись полы плаща, похожие на два узких крыла. Человек (если это был человек), похоже, улыбался.

- Слизень поднимает взгляд, и видит лик господень. – Крылатый плащ едва слышно хлопнул на ветру. – Но понимает ли слизень, что он видит? И знает ли бог, что слизень смотрит на него? Вот вопрос, которым в своё время следовало бы задаться богословам, а не подсчётами всех этих ангелочков, танцующих на острие иглы.

«Артур? Артур! Где вы? Помогите! Вы слышите меня?»

- Удивительно. – Полы плаща опят вздрогнули, точно огромная ночная бабочка поправила свои длинные крылья. – Вы взываете к Мерлину? К Артуру-Зигфриду, преступнику номер один в истории человечества? Вы либо дурак, либо безумец. Впрочем, оставляю вас на его попечение.

«Артур?»

- Мы ещё встретимся, Фигаро. Когда мёртвые вернутся к родным очагам и сердца их возрадуются.

Серая муть завихрилась, заткнула рот, и стала липкой, дурной пустотой с резким нашатырным запахом. Следователь чихнул, и почувствовал, как проваливается в мягкую бездну пушистого чёрного забытья.

Последнее что он помнил: прикосновение холодного металла к вене на руке, и резкий голос Артура-Зигфрида Медичи – «всем разойтись! Кислород и каталку, быстро!»

«Ишь, разорался», подумал Фигаро, а дальше была только темнота.

Глава 13

Длилась темнота довольно долго. Но всему на свете приходит конец, и когда Фигаро надоело плавать в безвидной серой пустоте, он икнул, закашлялся, и осторожно приоткрыл один глаз.

- Здрасьте. – Голос Артура-Зигфрида был как всегда полон ехидства, но глаза буравили следователя с неприкрытым беспокойством. – Очнулись, герой? Сколько пальцев видите?

- Эм-м-м-м… Ни одного. Вы же ничего не показываете.

- Отлично! – Мерлин всплеснул руками. – Мне кажется, куратор, что с ним всё в порядке.

- Да, – Ноктус выплюнул зубочистку, которую до этого сосредоточенно жевал, и бесцеремонно схватил Фигаро за руку (следователь почувствовал мгновенное прикосновение анализирующего заклятья), – похоже, что держать его в искусственной коме больше не нужно. Когнитивные функции моего агента, кстати, судя по всему, не пострадали, так что, можно сказать, что он ещё легко отделался.

- Не пострадали?! – возопил Артур-Зигфрид, хватаясь за голову и картинно дёргая себя за волосы. – Фигаро, где вы умудрились выпить яд?! Даже не так: где вы сумели найти единственный в мире яд, способный вас убить?!

- Яд?! – Глаза следователя полезли на лоб. – Какой, к дьяволу, яд? Меня убивало заклятье, и я...

- Нет, – Артур резко рубанул воздух рукой, – никакое заклятье вас не убивало. Оно просто блокировало связь... Ладно, не просто, но умирали вы не от колдовства.

- Я думаю, – Ноктус мягко коснулся плеча Мерлина, – что самое время для доклада. Верно, Фигаро? Расскажите нам, что произошло после того, как вы покинули «Шервуд» с намерением посетить «Жёлтый дом». Вываливайте всё, что помните.

Глаза следователя, наконец, сфокусировались, и он сумел разглядеть место, где происходило действие пьесы «Два колдуна и дурак».

Сам Фигаро сидел, точнее, полулежал в чём-то смахивающем на шезлонг обтянутый тончайшей белой тканью. «Шезлонг» был тёплым на ощупь и левитировал в двух футах над землёй, приятно покачиваясь. Далее, буквально в паре шагов, начиналась кромка воды – берег большого озера, где едва заметные волны тихо ласкали мягкий белый песок.

Следователь даже узнал это озеро – где-то поблизости находилась усадьба Роберта Фолта. Скорее всего, прямо у него за спиной, но Фигаро пока что не мог найти в себе силы повернуть голову.

Ярко сияло растрёпанное солнце, на низких холмах лежали куцые шапки снега, и в этом взъерошенном, уже почти зимнем свете даже остовы старых хат и кривые скрюченные деревья на склонах оврагов казались вполне... терпимыми, что ли. По поверхности озера бежала веселая рябь, но ветер совершенно не чувствовался; похоже, что следователя и колдунов прикрывало климатическое заклятье.

«А может, даже, и не одно, – подумал Фигаро. – О, надо же – утки!»

И верно: над водой, едва не чиркая по ней короткими хвостами, пронесся утиный клин, забил крыльями, возмущённо заорал, и исчез в зарослях сухого рогоза у берега.

- Что, – Ноктус усмехнулся, – руки за ружьём потянулись? Да, они всё чаще остаются на зимовку здесь, у городов. Озёра-то из-за заводов не замерзают, вот утки и не улетают. Только есть их не советую: мясо купоросом воняет.

- Тут всё купоросом воняет. – Следователь фыркнул и глубоко вдохнул свежий холодный воздух, чувствуя, как по телу разливается приятная сонная слабость. – А что до моего визита в «Жёлтый дом», так вы же наверняка уже выдоили всё из моей памяти, пока я валялся в отключке, разе нет?

Два колдуна уважительно переглянулись. Мерлин хмыкнул и коротко кивнул куратору: мол, продолжайте, пожалуйста.

- Да, – Ноктус кивнул, – вы совершенно правы. Дело «Новое солнце» получило в Отделе высочайший статус важности, так что под него мне удалось выбить время нашего лучше псионика. Псионика от рождения, понятное дело, тренированного и с огромным стажем. Мы извлекли из вашей памяти эпизод с посещением «Жёлтого дома», но я бы хотел, чтобы вы сами рассказали о нём. Подробный устный доклад. – Куратор взглянул на Мерлина и поднял бровь.

- Да, – Артур коротко кивнул, – расскажите, пожалуйста. Это, во-первых, позволит понять, насколько хорошо у вас работает кукушка после нашей терапии, а, во-вторых, сравнить ваш рассказ с тем, что псионику удалось выкопать из вашей головы.

- Эм-м-м... А какой смысл?

- Найти нестыковки, – коротко ответил Артур-Зигфрид. – Если ваша память была модифицирована, то рассказанная вами история полностью совпадёт с психограммой извлечённой специалистом Ордена. Если нет – будут небольшие отличия. Мозг не работает как патефон; он постоянно модифицирует воспоминания, используя привычные паттерны – ему так проще, если не вдаваться в подробности.

Фигаро пожал плечами, и принялся сухо, в стиле доклада, рассказывать о своих похождениях на приёме у «лорда Фанета», но, конечно же, очень быстро растёкся мысью по древу и принялся живописать картины на мольбертах, запахи старого дома, чувство жути, окутывавшее странного человека в инвалидном кресле, и даже кислое выражение на лице его прислужника во фраке.

Ни куратор, ни