Выход воспрещен - Харитон Байконурович Мамбурин

Ознакомительный фрагментони, вопреки моей роже, должны были обеспечить мне светлое завтра.

А потом было нечто новенькое, выглядящее как трудовая книжка. Причем, уже с записью.

— Лейтенант? — очумело пробубнил я, вертя в руках стакан.

— Витя, сосредоточься, — уставшим голосом начал комитетчик, — Смотри, вот это всё, за исключением книжки, о ней разговор отдельный, оно твое. Но оно тебе, с твоей мерзкой харей, ничего не даст. Тебя будут по этой харе встречать, будут провожать, будут держать на расстоянии. Ты парень крепкий, очень. Я давно тобой восхищаюсь, твою историю, обезличенную правда, уже внесли в несколько закрытых учебников. Да. Но нормальная жизнь тебе не грозит, пойми.

— Могу писать книги, — набычился я, — Мечтал об этом!

— Не сможешь, гарантирую, — отмахнулся майор, небрежным жестом ломая мою последнюю надежду, последний план «Ю», — Ты хороший парень, с твердыми моральными принципами, но вот патриотизм у тебя такой… немой. Тупенький и упрямый как осел. Фантастику и прочие, как ты там говорил, «фэнтези», у нас не пропустят без определенной накачки, а ты в неё не сможешь. Лицом торговать на сборах и культпросветах — не твоё. Пойми…

Мне очень доходчиво объяснили, что никуда я не денусь. Могу встать в позу, Кузьмич мне прямо сейчас отдаст документы и билет до Стакомска, но дальше я сам по себе. И, скорее всего, очень недолго. Либо меня реально пришибут в мегаполисе неосапов, либо Лещенко меня вырвет как потерявший ценность актив, а потом будет делать что хочет. Слишком много средств на моё исследование потратила страна, не получив взамен ничего. Единственный вариант — стать другим Виктором Анатольевичем Изотовым. Хулиганом, задирой, гением, мразью. Циничным почти уголовником, имеющим слишком много мозгов и отвратительную внешность.

Зачем? Всё просто.

Стакомск — сокровищница неосапов, но одновременно с этим точка пересечения множества интересов различных партий, в том числе и иностранных. Его социум очень сложно контролировать, поэтому тот, кто легко сможет влиться в теневое общество Стакомска, которое гарантированно есть и процветает, кто научится ориентироваться в этом далеко неоднозначном городе, сможет принести очень большую пользу своему государству. А оно, государство, по протекции от Радина, согласно авансом выдать мне должность, зарплату, довольствие и прикрытие. И еще…

— Надзирателя? — хмуро переспросил я.

— Охранника, надзирателя, надсмотрщика. Воспринимай как хочешь. Твой будущий партнер — неосап, способный моментально, безболезненно и безвредно парализовать живых существ, — пояснил Валерий Кузьмич, — Представь себе, насколько это будет тебе полезно.

Очень полезно. Если не пытаться подумать о том, сколько раз в сутки тебя может парализовать неосап, который тебя хронически не переваривает. А почему он будет меня хронически не переваривать? Ну спросите Кузьмича, вон он в потолок как тренированно смотрит! Но это лучше, чем быть порванным на две части каким-нибудь пересравшим мальчишкой.

Вообще, пора заканчивать с истерикой. Радин прав как никто, я действительно нарисовал себе несколько картинок светлого будущего, не имеющие к реальности никакого отношения. Меня по роже будут встречать, будут провожать, будут бить. И сам буду бить в ответ, как бывало и ранее. Нужно просто выдохнуть, взять яйца в кулак, стиснуть зубы и… принять реальность такой, какая она была всегда. А майор дядька мировой, можно не сомневаться в том, что он выбил мне и стаж, и звание, и зарплату с довольствием. Сделал больше, чем я бы мог ожидать. При моих раскладах — он просто святой, хоть и та еще продуманная сволочь.

— Похоже, у меня изначально не было выбора, — вздохнул я, — Вы меня, товарищ Радин, развели по эмоциональным нотам от и до. Заставили проораться, слегка подпоили, убедили в том, что свет в конце жопы мне лишь померещился, а затем помахали перед носом тремя годами стажа и званием лейтенанта комитета государственной безопасности. Дополнили надсмотрщиком-защитником, и вот он я, посылаю все свои усилия и заслуги… к вам в стол. До востребования.

— А еще ты временами нудный говнюк, которому я бы дал лет 50! — чуть не поперхнулся коньяком майор, — Когда ты таким начитанным успел стать, тебя ж из библиотек метлой поганой гнали?!

— У меня, вообще-то, целый сиротский дом в соседях, — пожал я плечами, — Пригрозил Наташке Румянцевой, что влюблюсь в неё и по утрам стихи читать под дверью стану, так она мне книги из библиотеки и таскала. Она б еще и не то сделала.

— Гад мелкий, — почти с облегчением выдохнул Радин.

— Валерь Кузьмич, не тяните, — страдальчески попросил я жующего бутерброд майора, — Где она, ваша последняя лопата говна? Она же есть, я чую!

В меня было плюнуто надкусанной ветчиной. Не специально, он просто поперхнулся и выкашлял. Затем глянул на меня волком, встал во все свои два метра, подошёл к шкафу у двери, тому самому, с кобурой. Раскрыл дверцы, а затем мотнул мне головой. Мол, сюда ходи.

Мы не гордые, ветчину уберем, к товарищу майору подойдем. Ну и оху**м заодно по полной программе, день сегодня такой, Юпитер с Марсом Венеру поделили, один спереду пристроился, второй с заду...

— Мне нужен еще стакан спирта, — хрипло поведал я старому знакомому, не отрывая взгляда от того, что ждало меня в шкафу.

Вот же сссука.

Глава 3. Под стук колёс

Мне снился удивительный сон, показавшийся почти бесконечным. Как будто я переродился в параллельном мире, где СССР жив и здравствует, но вместо веселой и ненапрягающей жизни, на которую вполне мог быть обречен неглупый сорокалетний мужик в теле младенца, нудно грыз гранит наук в серой и довольно безрадостной многоэтажке, где обитала куча молодёжи. Учился, тягал гири, бегал по утрам, ходил в школу, где веселые советские школьники становились куда менее веселыми при виде моей рожи, несколько раз дрался, многократно был забираем в отделение во время вечерних прогулок по улочкам городка, имеющего странное название Кийск.

А еще я был не совсем человеком, а не активированным неосапиантом, эдакой кривой пародией на супергероев из американских комиксов. В будущем.

Бред. Исключительно детализированный, крайне убедительный и, если уж положить руку на сердце, очень печальный. Как прекрасная фея, спящая на кувшинке, и на ней же и раздавленная жирной жопой неаккуратной гигантской жабы.

«Союз нерушимый, республик свободных сплотила на веки великая

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---