Девушка у обрыва - Вадим Сергеевич Шефнер

не было команды: паруса поднимались и убирались специальными механизмами, которыми управлял КАПИТАН[13]. Парусники эти перевозили несрочные грузы и вполне себя оправдывали. Правда, иногда из-за чрезвычайной сложности управляющего устройства с некоторыми из этих парусников происходили странные вещи. Они вдруг начинали блуждать по морям, не заходя ни в какие порты. Такие блуждающие корабли были опасны для мореплавания, и их старались выследить и обезвредить, что было не так-то просто. У КАПИТАНов вырабатывался эффект сопротивления, и они норовили уйти от преследования.

Мы с Андреем гребли всё дальше в залив. Двухпалубный атомоход прошёл недалеко от нас, подняв большую волну. Андрей замешкался с вёслами — грёб он плохо, но я успел поставить шлюпку носом к волне. Нас тряхнуло, немного воды перелилось через борт, но всё обошлось благополучно.

— Могло кончиться и хуже, — сказал я Андрею. — Мы могли очутиться в воде, а ты ведь до сих пор не умеешь плавать. Как это странно: изучаешь воду, делаешь с ней опыты, а плавать не умеешь. Может быть, ты хочешь усмирить бури и штормы?

— Нет, бури и штормы останутся. Но вода, по моему убеждению, со временем станет слугой Человека. И время это, быть может, не так уж далеко.

Я промолчал. Я давно знал, что вода — пунктик Андрея, и не хотел с ним спорить.

— К такому выводу можно прийти не только исследовательским, научно-техническим путём, но сама логика жизни говорит об этом, — продолжал Андрей. — У Человека есть друзья: металл, камень, дерево, стекло, пластмассы — друзья верные и испытанные. Но Человечество растёт, ему нужен новый сильный Друг и союзник. Такого друга у него пока нет. Зато у него есть враг — вода. Вода — враждебная стихия, вода антистабильна.

— Вода — это и есть вода, и ничего с ней не сделаешь, — вставил я словечко.

— Но когда Человек подчиняет себе сильного и опасного врага, то именно этот сильный и опасный враг становится самым верным и надёжным союзником. А Человеку нужен сейчас великий новый союзник. Только подчинив себе воду, Человек станет полным властелином планеты.

— Мели, Емеля, твоя неделя, — сказал я Андрею, — выслушав его слова.

— Какой Емеля? — удивился Андрей.

— Просто есть такая старинная поговорка. Не буду тебе её расшифровывать.

В то время я уже серьёзно интересовался историей литературы и фольклором XX века и имел на этом пути несомненные успехи. В старинных книгах я выискивал древние поговорки, пословицы, прибаутки и выписывал их в отдельную тетрадь. Кроме того, я изучал Поэтов XX века, надеясь со временем написать о них историческое исследование. Одновременно я работал над моим любимым детищем — СОСУДом.

Одиннадцатые и двенадцатые классы в нашей школе были специализированные, и после окончания десятого класса я пошёл на гуманитарное отделение. Андрей же — на техническое. Мы по-прежнему отправлялись в школу вместе, но, придя в неё, расставались до конца учебного дня. Мы, как и прежде, были с Андреем дружны, вместе ходили в театр и кино, а во время летних каникул вместе путешествовали то по Америке, то по Австралии, то по Швеции. Но лучше всего сохранились в моей памяти наши совместные прогулки по родному городу. Мы бродили и по старинным улицам, сохранившим свой вид в неприкосновенности с XX века, и по Новому городу, где высились новые здания, казавшиеся мне тогда очень высокими, — ведь аквалидного строительства ещё не было.

Раз, проходя мимо одного здания, я заметил у входа надпись:

«ОРФЕУС (Определитель Реальных Фактических Естественных Умственных Способностей)».

Я давненько уже хотел проверить свои умственные возможности, в широте которых я, при всей своей скромности, не сомневался. Поэтому я шутливо предложил Андрею:

— Давай зайдём сюда, узнаем, на сколько баллов тянут наши умы.

— Зайдём, если тебе хочется, — согласился Андрей. — Только я не очень верю в точность этого агрегата.

— Может быть, ты боишься, что кто-то из нас окажется потенциальным идиотом? — поддразнил я его.

— Всё возможно, — ответил Андрей. — Иногда я чувствую себя таким глупцом…

Мы вошли в помещение, и вскоре нас повели каждого в отдельную комнату, обставленную какими-то приборами. Ассистент подвинул мне кресло, надел мне на голову какой-то пластмассовый шлем с проводами.

— Думайте о том, что вас больше всего интересует и о чём вы чаще всего размышляете, — сказал Ассистент.

Я стал думать о своём любимом детище — СОСУДе, и вскоре на приборах задвигались стрелки, вспыхнули лампочки. Затем Ассистент подошёл к какому-то экрану, поглядел на него — и выключил всю механику.

— Готово, — сказал он. — У вас уклон к систематике.

— А сколько у меня баллов?

— Четыре балла. Совсем неплохо.

— Как, всего четыре балла?! — возмутился я. — Это при десятибалльной-то системе! Это ошибка. Очевидно, ваш ОРФЕУС нуждается в ремонте.

— Четыре балла — совсем не плохая оценка, — возразил мне Ассистент. — Есть много людей, которым ОРФЕУС даёт гораздо меньшую оценку, и они работают в области науки, искусства и литературы и считаются умными людьми. А Режиссёры и Сценаристы зачастую имеют по ОРФЕУСу оценку «единица», однако вы смотрите их фильмы, да ещё похваливаете.

— Это ваше утверждение лишний раз убеждает меня в неточности вашего агрегата. Если Кинорежиссёр ставит картины, а Критик пишет о них статьи, то это одно уже доказывает, что ОРФЕУС ошибся, поставив им единицу.

— Это ничего не доказывает, — возразил Ассистент. — Можно быть глупым Учёным и можно быть мудрым работником ассенизационной системы.

— А даёт ваш ОРФЕУС кому-нибудь высокие баллы? — поинтересовался я. — Ставит он восьмёрки, девятки, десятки?

— Десяти баллов со дня его изобретения ОРФЕУС никому не присуждал. Десять баллов — это состояние гениальности. Гении не так часто рождаются. Уже девять баллов — преддверие гениальности… Вы знаете историю жизни Нилса Индестрома?

— Я знаю Теорию Недоступности. Мы её проходили в восьмом классе. Неужели вы думаете, что если ваш ОРФЕУС поставил мне четвёрку, то я настолько туп, что не знаю ТН Индестрома!

— Никто не сомневается, что вы знаете ТН, — успокоил меня Ассистент. — Я просто хочу напомнить вам историю его жизни. Тридцать лет назад в маленьком шведском городке Ультафиорде на сетевязальном заводе работал наладчиком станков молодой Рабочий. У него было минимальное земное образование — двенадцатилетка с техническим уклоном. В свободное от работы время юный Ниле посещал теоретические курсы общей физики, а также читал книги по квантовой теории, космографии и сопромату. Кроме того, в уме он мог делать столь сложные и быстрые подсчёты, что обгонял кибернетическую машину