Дождись меня в нашем саду - Ульяна Черкасова

– Что-то случилось, господица? – спросила Полепа.

Излишняя опека утомляла. Да и искренности в ней не ощущалось.

– Всё в порядке, – не оглядываясь ответила Велга. – Лучше помоги князю.

Матеуш тяжело выбрался из повозки, поддерживаемый гриднями. Он шатался, прикрыв глаза. Лоб сморщился. Между ног у него пронырнул Мишка, и Матеуш едва не упал.

– Осторожно! – Велга поспешила его поддержать. – Пойдём, тебе нужно отдохнуть.

– Гридни…

– Без них. Ничего не случится.

– А этот твой Хотьжер? Он куда-то делся…

– Скоро вернётся, не переживай. Пошли, пошли.

Велга махнула гридням, чтобы оставили их в покое. Пока остальные разбивали лагерь, они могли наконец остаться одни. Без лишних глаз.

– Давай сядем на берегу, – предложила виновато она.

Это из-за неё Матеушу было так плохо. Ему стоило и вправду провести ещё пару дней на постоялом дворе и набраться сил. Впрочем, вряд ли бы это исправило дело. Он болел с рождения. Только чародеи могли унять его страдания.

Если бы только получилось найти теперь чародея…

Солнце ещё виднелось из-за деревьев, но от воды тянуло прохладой. И зной дороги быстро сменился промёрзлой влагой.

– Давай здесь. – Матеуш почти упал на траву недалеко от воды.

Велга опустилась рядом.

Туман, поднимавшийся от реки, стелился над водой, подкрадывался к берегу, заливая серым киселём смарагдовую зелень летних трав. Велга поёжилась, и Матеуш тут же поспешил снять свой плащ и накинуть ей на плечи.

– Ох, ты же сам замёрзнешь.

Велга хотела снять его, но осторожные, точно птичьи лапки, руки Матеуша застегнули фибулу плаща на её груди.

– У тебя озноб.

– Мне уже лучше.

– Неправда.

Её жених был весь больной. И дело не только в горбе и разных глазах.

– Ты была права…

Голос князя шелестел, словно трава на ветру, и Велга расслышала лишь неясный шёпот.

– Что?

– Ты права, – повторил он чуть громче. – Я действительно не хочу ехать в столицу.

– Но там же твоя семья.

– Моя… сестра, – поправил Матеуш.

– Я, конечно, тоже плохо лажу с Кастусем, но он маленький мальчишка, а твоя сестра – королева.

– И я её совсем не знаю. – Он смотрел на реку так, что видно было только левый светлый глаз. Лицо его приобрело непривычное беззащитное выражение.

Матеуш был немногим старше Велги, но это легко получалось забыть не столько из-за его внешности или задумчивости, сколько из-за титула князя. Точно это прибавляло ему лет, опыта, мудрости.

За время своего правления в Старгороде Матеуш успел сделать столько, сколько иной правитель и за всю жизнь бы не успел.

– Тем более, разве не здо́рово будет лучше узнать родную сестру?

– Она не любит меня.

– Откуда ты можешь это знать, раз вы не общаетесь?

Матеуш скосил на Велгу взгляд, но промолчал, и она подсела немного ближе, повернулась спиной к реке, ощущая, как в поясницу подул холодный ветерок, и плотнее запахнула плащ.

– Знаешь, я раньше терпеть не могла Кастуся. Ты бы только видел, что у нас дома творилось. – Она улыбнулась, вспоминая их размолвки с братом.

Но там, где в воспоминаниях был дом, там же оставалась и матушка. Она была яркой, тёплой, точно лучилась изнутри, и на глазах Велги тут же выступили слёзы.

Тонкие пальцы князя нашли её ладонь, спрятанную под шерстью его же плаща.

– Девочка моя…

Она часто-часто заморгала, смахивая с ресниц слёзы. У неё всё лучше получалось сдерживать чувства. Каждый раз, когда внутри вдруг обрывалось что-то, а грудь распирало так, что рёбра трещали, Велга словно леденела.

И на этот раз у неё получилось взять себя в руки. Она выпрямилась, устремила взгляд куда-то через плечо Матеуша. И голос её слился воедино с холодным туманом от реки:

– Но когда я потеряла родителей, то поняла, что никого роднее для меня уже нет. Кастусь – мой брат, моя семья. Мы должны держаться друг за друга, заботиться. Родная кровь…

– Венцеслава меня ненавидит, – произнёс Матеуш. В словах не прозвучало ни обиды, ни горечи. Он просто сказал, как было на самом деле. – И всегда ненавидела, с самого рождения.

Закат сделал его лицо печальным, даже мечтательным. Золотой свет, растекавшийся из-за вершин деревьев, придал живости глазам, багрянца щекам и губам. У Матеуша были красивые волосы: длинные, золотистые, слегка волнистые. Солнечные лучи сделали их почти медовыми, такими гладкими и нежными на вид, что неожиданно захотелось к ним прикоснуться.

– Старшие сёстры часто ненавидят своих братьев из ревности. – Велга пожала плечами с наигранно равнодушным видом. – Я была любимицей матушки, пока не появился Кастусь…

– Дело не в этом. Да и матушка никогда меня не любила. – Он горько усмехнулся и наконец взглянул на Велгу. В усмешке Матеуша не было ни яда, ни издёвки, как у других. Только сожаление и печаль. – Я родился уродом. Про́клятым княжичем. У молодой, прекрасной Белой Лебёдушки, которая только-только вышла замуж за принца, у будущей королевы Рдзении не могло быть такого брата. Люди стали шептаться.

– Почему?

Не то чтобы сплетни о Матеуше Белозерском, про́клятом горбуне, не были известны Велге. Но она слышала их в Старгороде от матушки, нянюшки, от кухонных девок. Все в Старгороде ненавидели Белозерских, а больше всех их ненавидели Буривои. Так уж повелось много веков назад, когда их предки повздорили.

Другое дело – рдзенская столица, где князья Белозерские всегда обладали влиянием и властью.

– Потому что… за год до моего рождения Венцеслава развелась с первым мужем. Он был Охотником, которого обвинили в колдовстве.

– Не может быть.

– Почему же? – Матеуш впервые за долгое время искренне улыбнулся.

– Ей позволили развестись?

– Забавно, что тебя это удивило больше, чем то, что её муж оказался колдуном.

Велга растерялась:

– Просто… развод… для женщины. Её же никто после не возьмёт замуж.

– Только не Белую Лебёдушку. – И снова в бархатном голосе прозвучала горечь. – Она… Королева Венцеслава в молодости была самой завидной невестой Рдзении. Дочь королевского советника и первая красавица. Принц был счастлив на ней жениться. Да и приданое у неё, – Матеуш неожиданно лукаво взглянул на Велгу, – богатое.

– Какое же?

– Старгород.

– Старгород? – Её голос прозвучал едва слышно, нежно, словно она позвала по имени любимого. Точно губы поцеловали каждый слог: Стар-го-род.

Резкое слово. Грозно рычащее, ощетинившееся копьями из-за высоких стен детинца, горделивое, звенящее толстой мошной. Но не для неё.

Конечно, Велга знала, что двадцать пять лет назад Старгород вырвался из-под власти Ратиславии и присягнул на верность Рдзении. Но это решило вече, а не какая-то княжна, которая даже ни разу не ступала на берег Вышни.

– Но это же вече решило, что Старгороду будет лучше в Рдзении.

Отец часто говорил об этом, обычно с издёвкой или даже гневом. Тогда в городе правил