Приют - Татьяна Филатова

быть не должно… Я с вами оставаться не буду, у меня хватает своей работы, к тому же здесь действительно холодно, – она взглянула на свои ноги в бежевых колготках и черных туфлях на невысоком квадратном каблуке. – Да и, честно признаться, я не уверена, что и где именно в этих дебрях находится. Прошу проявить учтивость и не трогать чужие документы, которые вам наверняка будут попадаться.

– Разумеется, – согласилась Вера.

Квадратные каблуки глухо застучали по направлению к выходу, тяжелая дверь скрипнула, а потом плотно закрылась. Вера осталась одна в подвале городской администрации.

Перед ней было несколько стеллажей с картонными коробками, что стояли на полках. Судя по выцветшим надписям, в этих коробках когда-то перевозили подсолнечное масло, бытовую химию и даже памперсы. Теперь они служили хранилищем для нелегкого забытого прошлого: никому ненужных бумаг из детского приюта. Множество старых бумажных папок с завязками лежали рядом с коробками одна на одной, постепенно превращаясь в прессованную временем макулатуру. Практически на каждом листике, что лежал здесь, было напечатано или написано рукой чье-то имя. Имена людей, которых, возможно уже нет в живых. А их «дела» все лежат и ждут часа, когда некая Вера Анатольевна (у каждого – своя) не появится и не сотрет рукой пыль времени, что плотным слоем лежала на памяти об этих людях.

Первая коробка – мимо: бухгалтерия, учеты финансов, приходно-расходные книги, причем датировались все эти бумаги еще восьмидесятыми годами. Значит, можно предположить, что коробки, стоящие рядом, хранят в себе подобные бумаги. Так и оказалось: в коробке из-под шампуня, чью рекламу Вера не видела уже лет двадцать, лежала бухгалтерия девяностых годов, а в коробке из-под памперсов – начала двухтысячных. Это Веру не интересовало. Ей нужны были личные дела. Разумеется, ее волновал и собственный, ее личный вопрос, но мысли о приснившихся мальчишках вынуждали отодвинуть историю своего попадания и пребывания в приюте на второй план.

Тайна усыновления здесь не могла быть актуальной, потому что и Сашу, и Ваню, насколько Вера помнила, усыновили, когда им было уже около десяти или одиннадцати лет. Они не были братьями, но их судьбы были очень похожи: пьющие родители, кто-то кого-то убил, кого-то лишили родительских прав и посадили в тюрьму, а возиться с проблемными детьми алкоголиков из далеких родственников желания никто не изъявлял. Так пацаны и оказались в приюте, где быстро нашли друг друга. Никто не надеялся, что мальчиков в таком возрасте, да к тому же с такой скверной генетикой, вообще может кто-то усыновить, к тому же на дворе стояли сложные девяностые годы. Однако произошло невероятное, и за одно лето оба мальчишки покинули интернат. В тот период Вера дружила с ними немного больше остальных детей, по какой причине – не могла сказать, просто ей было интересно проводить время с этими сорванцами. А они ее не задевали, как часто задевали другие дети.

Она брала каждую папку в руки, развязывала завязки, перелистывала неинтересные для нее записи, убирала на место и бралась за следующую. Вера заметила, что на одной из полок папки толще остальных, а на сгибе каждой написана буква. Наконец-то. Это было именно то, что она искала. Как бы сильно ей не хотелось найти информацию о мальчишках, руки сами потянулись к папке с буквой «П».

Внутри было много личных дел, много карточек. Вера не сразу заметила, что папка, на которой была написана первая буква ее девичьей фамилии, как и многие другие, была не одна: слишком много брошенных детей, слишком много сирот, слишком много искалеченных детских судеб.

Вера не спеша перекладывала личные дела, скрепленные скрепками. Два или три желтых листа с отпечатанной на печатной машинке или написанной от руки краткой биографией, иногда – маленькое черно-белое фото детей со взрослыми глазами – вот и вся история. Разумеется, основные документы выпускник интерната получал на руки, но его история все равно навсегда становилась частью приюта, существуя отнюдь не только на бумаге. Часто воспитанники интерната рассказывали друг другу различные страшилки, легенды, истории, которые, якобы, происходили с другими детьми в том месте. Новенькие верили и боялись, «бывалые» ребята смеялись с них, но все равно каждый раз вздрагивали, когда видели чью-то тень ночью в коридоре или слышали чьи-то шаги за дверью.

– Говорят, когда-то давно, лет двести назад, здесь жил какой-то богатый то ли князь, то ли граф, – сказал Саня. Лешка, мальчишка, что попал в приют всего три дня назад, слушал его, сидя на окне коридора второго этажа, разинув рот. – Так вот, у этого графа…

– Или князя, – поправил друга Ваня.

– Или князя, – согласился Сашка, – была невеста. Она была молодая и красивая, а жених ее – страшный и старый. Ее заставляли выйти замуж за богача, а она не хотела. Поэтому в ночь перед свадьбой ее нашли повешенной прямо в свадебном платье!

– Где? – испуганно и удивленно спросил Лешка.

– Прям посреди ее комнаты, – ответил Саня.

– А где была ее комната? – голос Леши начинал дрожать.

– А как раз там, где сейчас находится ваша спальня, – серьезным тоном за его спиной ответила девчонка – Верка Порошина, что была чуть старше мальчишек. – Я слышала, как она по ночам ходит по чердаку и стонет оттого, что так рано умерла и жизни повидать не успела.

– Верка дело говорит, – добавил Ваня, – она здесь давно, намного дольше всех нас! Она все про это место знает. Со всеми привидениями уже перезнакомилась.

Леша после этого долго не мог спокойно засыпать: его взгляд так и приковывало к люстре посреди комнаты. Конечно, их бедный, круглый плафон – это наверняка не та люстра, на которой и повесилась несчастная юная невеста, но легче и спокойнее ему от этого не становилось.

Вера улыбнулась, заметив знакомую физиономию. Оказывается, у Леши фамилия тоже начиналась на букву П – Панюшкин. Она быстро пробежала глазами по его делу: родился Леша в апреле девяностого года, поступил в интернат в мае девяносто девятого по причине смерти матери. Вера вспомнила, что сам мальчик говорил об этом: мама долго болела, ей удалили грудь, но денег на лечение не было, как и сил в мамином организме. В ноябре того же года опекунство над Лешей получили его бабушка и дедушка по отцу, с тех пор Вера его не видела.

– Надеюсь, с тобой все хорошо, – сказала она и перед тем, как продолжить искать собственное дело, сфотографировала информацию о Леше. Зачем – Вера и сама не знала.

В