Зверь 4 - Алексей Владимирович Калинин

— Я могу выстрелить чем покрепче, но не хочу этого делать. Я удовлетворен! — громко провозгласил я окончание дуэли и церемонно поклонился, не отпуская сеть. — Но вот удовлетворена ли госпожа Карамазова?

— Ой, да отпустите вы его. Он же не хотел ничего дурного, — тут же подлетела белокурая красавица и вцепилась в мою руку. — Эдгарт, отпустите, сделайте милость.

— Госпожа Карамазова, ваш парализованный обидчик не может произнести нужных слов, но в его глазах четко видно сожаление о своих предыдущих словах. Примите ли вы его взгляд за тысячу извинений? — спросил я так громко, чтобы услышали даже самые дальние зеваки.

Признаюсь честно, Светлану Каразмазову я приметил давно. Однако, девчонка не входила тогда в круг моих интересов, а распыляться на посторонних баб-с, не было особого желания. У меня и так забот хватало, чтобы ещё и эту красотку охмурять.

Однако, если император сказал, чтобы я охранял её, то мне следовало взять под козырёк и жадно пожирать его глазами. Ага, а почему бы и нет? Ведь его императорское величество оторвал от сердца ещё две деревни и теперь я прямо-таки настоящий помещик. Да, помещик, сын несуществующего дворянина, в прошлом ведьмак, а сейчас…

Сейчас я самый что ни на есть студент. И все мои прошлые похождения никак не связаны с той работой, которую попросил выполнить император. «Это своего рода развлечение», — как сказал Романов. — «Просто так!»

Ага, развлечение… просто так…

У нашего императора просто так даже муха на портрет не сядет, а уж охранять девчонку… Тем более ту, чей отец попал в опалу к императору. А когда папенька скончался от горя и невзгод, «совершенно случайно» обрушившихся на предприятия, роду пришлось совсем худо. Слуги разбегались, родные отворачивались.

Ещё бы, как иначе относиться к той, чей отец участвовал в попытке переворота? Замыслил худое — свергнуть батюшку-императора, да оказался предан побратимами. Вот и получил сполна папенька — был сослан на север, где вполне ожидаемо простудился и помер. А семейство теперь вынуждено влачить жалкое существование, надеясь на императорскую милость. Вроде бы и дворяне, а опальные. То есть не пришей звезде рукав…

Насколько я понял, то император наш, Николай Сергеевич Романов, всё-таки простил эту семью. Ну недаром же он приставил меня к этой белокурой красотке? Неспроста же заставил защищать её честь и достоинство? Или это такой хитровымученный план? А что — буду защищать девушку, спасать её семейство, как недавно спас двоюродную сестрицу Карамазовой, а потом в один прекрасный день рррраз! и смска лично от Романова с просьбой отправиться следом за папенькой в северную Тьмутаракань.

Поди разбери, что за тараканы бегают в голове нашего императора, лихоманка его раздери — пусть он правит ещё долгие годы. Однако, он выдал приказ, а я его должен исполнить. Всё-таки он вернул мне молодость и наградил четырьмя деревнями за мои прошлые подвиги. Теперь я не старый и циничный ведьмак Эдгарт Пахомов, а молодой красавец-дворянин Эдгарт Южский, сын несуществующего дворянина из глубинки, приехавший грызть гранит науки в Императорской Царскосельской гимназии.

И я защищаю честь дамы! Я, блин, рыцарь, а не подзалупный творожок!

— Я принимаю его извинения, — тут же пролепетала девушка. — Только отпустите, ему же больно.

Судя по роже Лаврина, он готов был закутаться в мою электрическую сеть с ног до головы, но не выдавать извинения. Однако, с болью не шутят, а тем более с той болью, которую умеют причинять электрические разряды. Да, мне пришлось чуточку добавить, чтобы он заплясал на кончиках пальцев ног, как полупьяный балерун. И после этого я отпустил его.

Пусть будет уроком, что не всегда длина языка является отличительной чертой интеллекта.

Лаврин тут же рухнул на заплеванный разбитый асфальт. Ослабевшие мышцы перестали держать костяк. К нему устремились два его подпевалы, Сернитский и Батурин. Помогли подняться. Я молча смотрел на перекошенное яростью лицо Лаврина.

Когда язык смог в достаточной мере повиноваться, то Лаврин произнес:

— Бой ещё не закончен. Я требую продолжения!

— Какого? — спросил я лениво.

— Какого хрена или какого продолжения? — уточнил со смешком Говардский.

— И то, и другое, — ухмыльнулся я на старую шутку. — Я удовлетворен. Госпожа Карамазова тоже…

Лаврин чуть пошатнулся, ему тут же помогли принять вертикальное положение. Он отстранил помощников, а потом с вызовом произнес:

— Зато я не удовлетворен! Я требую сатисфакции!

Эх, знали бы вы, уважаемые читатели портала Автор Тудей, насколько нелепо он сейчас смотрелся. С грязными пятнами на коленях, с прилипшим окурком на груди… Да ещё и потряхивало его, как алкоголика на десятый день запоя.

— Светлана, он требует сатисфакции, — обратился я к Карамазовой. — Я не могу ему отказать. Он упорный малый…

— Сударь, смилуйтесь, — чуть ли не взмолилась Светлана. — В нем гордыня бурлит. Уйдемте же, не надо больше драк.

Треск заставил брови подняться. Лаврин поднял правую руку, которая вспыхнула ярким пламенем. Жадный огонь начал пожирать куртку, расплавляя волокна и потрескивая пластиковыми пуговицами.

Во как, интересненько-интересненько. А ведь и спалит себя ко всем чертям, полудурок аристократический. Нет, мне по большому счёту насрать на него, но винить-то в его гибели будут меня!

Я уже понял, что хочет сделать Лаврин. Так как его род завязан на стихию огня, то и превратиться он собрался в огненного голема. А если превратится, то не факт, что хватит сил вернуться обратно. Видел я таких, превратившихся в живой факел. Жили недолго, зато финал был почти у всех одинаков — жареные яйца и обуглившийся купат.

— Что вы делаете? Прекратите сейчас же! — взвизгнула Карамазова. — Вы же убьете себя!

— Но прежде я убью его! — грозно прорычал Лаврин.

Ну что же, отчаянные времена требуют отчаянных мер. Я длинным прыжком очутился возле черного хода в ресторан и одним рывком распахнул дверь.

— Трус! Вернись и сражайся! — взревел позади Лаврин.

Ага, щас! Только шнурки поглажу и галстук завяжу!

Нет, на самом деле я ринулся вглубь, а через несколько секунд вернулся с тем, что искал. Рывок, нажатие и в сторону горящей руки полетела струя из огнетушителя. Она белыми оковами сковала горящую руку, потом прошлась по лицу и защипала в глазах наглеца.

Можно было и без умывания,