Командарм - Олег Кожевников

То есть положение было аховое, но именно в таком я и был обучен действовать. Конечно, не в академии, а в прошлой реальности, в единственной военной школе Русского сопротивления – эскадроне. И главное, что я там усвоил для подобных ситуаций – если люди достигли крайней степени усталости, разочарования и неверия в свои силы, то их нужно ошеломить. Предложить нечто фантастическое по своей дерзости. А наступление на Варшаву только звучало фантастически, а на самом деле было достижимым. При всей нехватке материальных ресурсов, прыжок на Варшаву (по шоссе от Хороща менее ста километров) можно было обеспечить как топливом, так и боеприпасами. Конечно, возникал вопрос, что будет потом? Но такой вопрос возникал только в той части меня, которую занимала сущность деда. Это у него было обострённое чувство самосохранения. А для основной части нашей общей сущности (то есть меня) этот вопрос занимал вторичное положение. Главное было не допустить сползания России в клоаку моей прошлой реальности. А значит, нужно было нанести Германии как можно больший вред. В идеале обескровить её вермахт. Удар на Варшаву весьма способствовал бы этому. И не только в плане материальных потерь немецкой армии, но это был бы колоссальный удар по самой идее блицкрига. Пускай наш корпус бы раздавили, но потери вермахта были бы фатальны. Да ещё Гитлер наверняка начал бы трясти свой генералитет, а это никогда во время боевых действий к добру не приводит. Немцы бы забуксовали, а наши, в конце концов, пришли в себя, закончили мобилизацию, навели порядок среди своих генералов, и тогда можно повоевать. Давно наши солдаты не печатали шаг по брусчатке Берлина. А так будет точно, только нужно сейчас выдержать этот страшный натиск. Пощипать немцев, понюхать пороху, и будут наши ребята драть хвосты этим долбаным арийцам.

Провел с собой такой своеобразный аутотренинг – мне тоже нужна была уверенность в правильности своих размышлений, да и действий тоже. Я же не железный, и только благодаря таким вот накачкам убиваю в себе пессимизм и неверие в собственные силы. Вот не зря же ещё раз прокручивал в своих мозгах действия против капитана Пугачёва, бывшего начальником разведотдела 11-го мехкорпуса. А всё почему – да просто я не уверен в разведслужбе 6-го мехкорпуса. И готовлю себя морально, чтобы разогнать разведотдел своего корпуса. Хотя, казалось бы, можно успокоиться, я ведь уже провёл чистку разведслужб дивизий корпуса. Ещё в самом начале своего вступления в должность командира 6-го мехкорпуса, прямо на совещании командного состава, проведённом в каждой дивизии, я отстранил и временно, до проведения суда, посадил на гауптвахту начальников дивизионных разведотделов, впрочем, как и снабженцев ГСМ. Впрочем, сейчас осознаю, что последних арестовал совершенно зря. Не было их вины в том, что корпус оказался без ГСМ. По всем бумагам было видно, что на 22 июня мехкорпус был обеспечен топливом на две заправки (а это весьма хороший показатель), и не вина снабженцев, что корпус гоняли по Белостокской области в поисках мифической танковой дивизии немцев. И не от этих интендантов зависело техническое состояние танков. А как мне поведал помощник по технической части четвёртой танковой дивизии, военинженер 2-го ранга Чирин, танки, у которых моторесурс выработан более чем на пятьдесят процентов, потребляют гораздо больше топлива и моторного масла, чем положено по паспортным данным. Когда я это узнал, то, как часто бывало, начал ругать себя за поспешные решения. Конечно, я его исправил, но люди-то получили стресс и теперь будут опасаться проявлять инициативу.

Вот не совершу ли я ту же ошибку, разгоняя весь разведывательный отдел корпуса. Ну, замена его начальника – Бейлиса на Курочкина, вопрос уже решённый. У меня в планшетке лежит приказ на это, подписанный Болдиным, но остальных-то может не трогать?

– Не-е-т, – завопил внутренний голос сущности, прошедшей воспитание в эскадроне. – Ты что, хочешь завалить всё дело? В этом долбаном разведотделе ни одна сволочь не предприняла мер, чтобы узнать истинное положение дел. Нахрен нужны такие разведчики? Своими высосанными из пальца данными запросто подведут под монастырь. Люди-то они, может быть, и хорошие, но нельзя их держать на таких ответственных местах. Вон, например, сейчас нужно много делегатов связи, вот пускай ими и послужат.

Так как главная сущность конкретно высказала своё отношение к этой проблеме, то, естественно, более мягкой и человечной половине оставалось только взять под козырёк, и мою душу опять окутало единство и согласие. Это позволило мыслям снова вернуться к стратегическим задумкам. И главное, о чём я подумал – правильно ли поступил в последней своей авантюрной затее. Ещё раз начал анализировать разговор с комдивом-7 Борзиловым. Ну не устраивало меня то, что практически два полка этой дивизии сидели в заслоне, перекрывая железную дорогу на Сувалки. Конечно, я понимал, как это важно перерезать артерию, снабжающую 3-ю танковую группу Гота всеми материальными ресурсами. Без постоянной подпитки топливом и боеприпасами она физически не сможет идти вперёд. А значит, северный фланг нашей армии имеет возможность отдышаться, прекратить паническое отступление и встать в стабильную оборону. Вот что такое на самом деле заслон Борзилова.

Всё это так, но я сам участвовал в организации заслона и считаю, что намертво закупорить железную дорогу в этом месте можно гораздо меньшими силами. К тому же полк Тяпкина весьма успешно ведёт бои в самом городе Сокулки. Пытающаяся его сбить 6-я танковая дивизия немцев завязла в уличных боях. Майор Тяпкин молодец, удержал ситуацию под контролем, не поддался азарту преследовать разбегающихся из города паникующих немцев, а основные силы бросил на создание опорных пунктов. Пока рота мотострелков из приданного 13-му танковому полку батальона наводила шорох в захваченном городе, остальные занимались оборудованием оборонительных позиций. Конечно, кроме некоторых сапёров, которые взрывали захваченные рядом со станцией склады боеприпасов и ГСМ. Об этом мне доложил сам майор Тяпкин ещё позавчера вечером. К сожалению, это был последний раз, когда удалось наладить радиосвязь. Но с Борзиловым я говорил последний раз как раз перед отъездом в 21–40. Связь на удивление была хорошая, и это несмотря на то, что сеанс несколько раз прерывали, чтобы поменять частоты. Я уже скоро всех приучу, чтобы сеанс связи продолжался не более пяти минут, после чего связь прерывалась, и контакт возобновлялся на новой частоте и в идеале на новой рации. Конечно, если именно нас прослушивают, то для профессионалов это не очень большое препятствие. Но я надеялся, что у немцев сейчас тоже бардак и им не до тотальной прослушки. Хотя Борзилова наверняка слушают – слишком его дивизия большая кость в горле вермахта. Но постоянно слушают, скорее всего, дивизионную рацию, работающую на привычных частотах. Поэтому мы меняли не только частоту, но и рации. Условия для связи были отличные, и не только дивизионная радиостанция могла поддерживать связь, но даже менее мощные полковые.

По дивизионной рации Борзилов докладывал только об успехах – о боях в Сувалках и отражении атаки немцев, поддерживаемых бронепоездом с юго-запада. Во время этого боя бронепоезд огнём танковых пушек был сильно повреждён, и фашисты еле смогли его утащить назад. Авиация противника попыталась провести массированную бомбардировку наших позиций в районе лесного склада, но огнём вновь сформированного зенитного дивизиона (его основа трофейные 88-мм зенитные орудия) было сбито семь «юнкерсов», и уцелевшие немецкие самолёты, побросав куда попало бомбы, позорно ретировались. Несколько другие доклады и разговоры велись по полковым рациям – о трудностях, потерях, нехватке некоторых видов боеприпасов и, конечно, о дальнейших действиях подразделений дивизии. И больше всего мы обсуждали вопрос о ходе подготовки к наступлению в сторону Варшавы некоторых частей дивизии Борзилова.