Рейд за бессмертием - Greko

от пистолетов и кинжалов. А потом напялить цивильный костюм, ввалиться в родной дом, обнять жену и сказать: «Все, милая! Все! Я с тобой до конца! Никуда от тебя ни на шаг! Будем рожать детей, женим Бахадура! Будем ездить в гости к сестре! Так. И только так! И я больше не то что на день, я на час, на минуту тебя не оставлю одну. Я все время буду рядом!» Как же мне хотелось так поступить!

И какую же злость я испытывал в эту секунду, когда понимал, что все равно я так не поступлю. Не смогу. Жену, Бахадура, Микри и сестру водоворот утягивал на дно, скрывая их от меня. Сирены замолкали. Я чертыхался, матерился на судьбу, на то, что оказался так повязан своим, мне до сих пор до конца неведомым долгом и обязательствами. Тем, что я до сих пор не мог понять — зачем меня сюда забросило, и верно ли я понимаю свое предназначение? Надо ли было мне так во все это вживаться? И вжиться так, что теперь не получится отодрать себя от этого времени и событий. А, если и получится, то только вместе с кожей и с потерей всей крови. Не возомнил ли я чего ненужного? Не взвалил ли на себя ношу, которую не смог бы вынести ни при каких условиях? Может, все было гораздо проще? Шутка Господа. И меня сюда направили, как обычного туриста. Чтобы поглазеть. Получить удовольствие, чувствуя себя избранным, прокатившимся на машине времени. И только. А я шутки не распознал. Воспринял все всерьез. Господь присвистнул: «Ну, ты даешь! Хочешь так? Ладно, — пожал плечами. — Твой выбор. Хотя, я имел в виду совсем другое! Но раз ты настаиваешь. Но только теперь уговор: иди до конца! Или, как ты любишь говорить, назвался груздем — полезай. Новый контракт!»

И уже поздно к нему обращаться, бить себя по голове, оправдываться, просить вернуть первоначальный. Действительно — назвался. Теперь — только до конца! Иначе — никак. Никак!

В водоворот откуда-то сверху, подняв брызги, сверзился Вася. Долго отплевывался.

— Никак, Константин Спиридонович, — сказал, шмыгнув носом. — Так-то и я мог уйти на покой. А ты меня отправил дальше колесить по этому миру. А сам хочешь на покой⁈ Не, не пойдет! Не по-пацански это!

— Знаю, Вася, знаю. Не уйду, успокойся.

— Слово?

— Слово! А теперь исчезни! И без тебя тошно!

Вася исчез.

Я вздохнул. Вспомнил где-то вычитанное: «Бесславно все: слова, дела и жертвы!». Про меня. Как не пытаюсь, все — бесславно. И все равно не остановлюсь. Буду биться и дальше в эту стенку головой. Результат известен. Скорее всего, наверное, голову разобью. И стена останется. Но только хоть какой-то урон и ей будет. Пусть даже этот урон для неё будет в виде неглубоких трещин. Но я-то знаю, что каждая такая трещина — спасенная жизнь. А это уже не так и плохо. Это уже придает большой смысл моему биению головой в бетон. Так, что: вперед и с песней! Так просто я не смирюсь. Так просто я не сдамся.

Я потряс головой, отгоняя все лишнее, пытаясь сосредоточиться, думая, что сейчас необходимо сделать. Шестеренки в голове провернулись вначале со скрипом, но потом закрутились в ровном и мерном кружении.

«Итак: что мы имеем с гуся? Куды податься? Как снискать хлеб насущный? Нужно мыслить! И не про себя. Чем больше людей вовлеку, тем лучше. И людей не простых, а способных принимать хоть какие-то решения. Да, это правильно. Я, конечно, уже не в легком весе, не "муха», но в такой мясорубке от меня толку мало. Нужны тяжеловесы.

Коцебу! Оксюморон: Коцебу — тяж! Но он крут. С таким ростом до таких высот! Характер, ничего не скажешь! С ним в первую очередь. Нужно все изложить на бумаге. Все что я думаю про наши возможности, перспективы. Упирать на то, что ситуация уже другая. Совсем другая. Все изменилось, а верхи работают по старым учебникам. Того не видят, что война на Кавказе приобрела всеобщий характер. Стала народной. Это — раз. Два. Это уже не тот враг, которого можно шапками закидать из-за того, что он неорганизован. Проще говоря, с нами воюют уже не простые разбойники и лесные братья. Они сейчас научились. Организовались. Князь Берзег стал вводить принципы единоначалия и деления на отряды, завел себе артиллерию по совету англичан, изобретает все новые и новые способы штурма фортов. А это значит, что чем быстрее мы примем решение по черноморским укреплениям, тем больше жизни русских солдат мы спасем. Тут все, конечно, завоют! Непременно завоют! Заявят, что чуть ли не на святое руку заношу! И их можно понять! Годами выстраивали эту линию, а тут приходит умник­ Варваци и говорит им: все зазря, все нужно похерить! И доводы у меня не военные, привычные им, а политические. Но нужно. Нужно внаглую. Переть танком. Поставить вопрос ребром: зачем все эти потери, если мы не можем избежать повторения событий весны 1840 года? А даже если и избежим, как это поможет покончить с войной в Черкесии? Не лучше ли действовать шаг за шагом, начав с присяги тех же джигетов на юге, а на севере — с шапсугов, наладивших связи с анапской крепостью?

Может, и прислушаются. Хотя бы — задумаются. Может, посею маленькое сомнение в головах. Подложу кнопку на их стулья. Будут чертыхаться, но задумываться: «Чем черт не шутит, а, может, и в чем-то прав этот грек⁈» А, если я еще чем-то смогу подкрепить, так точно начнут кумекать. Это — да. Это было бы хорошо. Доклад — бумага. Которая, как известно, все стерпит! А вот если я им пример какой приведу, успешное дело, доказательство своих доводов, то появятся козыри на руках.

Лучший вариант сейчас — князь Гечь! Его, а значит, и его народ, смогу уговорить перейти под русскую руку. Он созрел для мира. И тут без Коркмаса не обойтись. Никак. Но тут должно получиться. Тут у меня козырей, как у дурака махорки! Я предложу кумыку мое владение и титул узденя первой степени! А это — о-го-го какое предложение! Должен, должен он на него согласиться! Еще повоюем, господин штабс-капитан!"

[1] 14-го марта генерал-майор Пулло с куринцами дал бой Шамилю у аула Алхан-Юрт. Разбил отряды имама, но того это не остановило. Всю оставшуюся половину марта Шамиль нападал и жег аулы вокруг с. Алды, в пяти верстах