Костер и Саламандра. Книга 2 - Максим Андреевич Далин

И вот тут-то я и поняла, зачем Ричард приехал во Дворец – и вообще куда его вело. Сюда его вело. Именно сюда.

– Привет, предатели, – бросил Ричард.

Меня поразила холодная злость в его голосе. Я думала, он в принципе не может так разговаривать. Вампиры должны были на такое окрыситься – и немедленно окрысились.

– Это ты предатель! – прошипел Лангр. – Дезертир! Целуешься с рыбоедами, трус?

– Я должен был вас увидеть, – сказал Ричард. – Хоть кого из вас, из вампиров перелесских. Хоть как увидеть. Только вас же нет там, где вы нужны. Ни одного я не видал.

– Тебе и не положено! – выплюнула Гелира, как взбешённая кошка.

– Мне не положено, – кивнул Ричард. – Мне сдохнуть положено, хуже, чем любой пёс подыхает. Мне своей душой жрунов кормить положено. Мне даже смерти человеческой – и то не положено, да? Не знаю, что проводники делают, а только перелесцам теперь нормальной смерти не положено. И на лоне Господнем им не бывать. Ты мне объясни, вампир: что бывает с душой, когда её демон сожрёт? Исчезнет она? Или хуже, чем исчезнет? Скажи!

Вампиры молчали. И я вдруг увидела, что Гелиру затрясло мелкой дрожью, как человека в ужасе, а Лангр кусает губы, да так, что струйка тёмной крови потекла по подбородку.

– Ты не молчи, – обратился Ричард к Лангру. Злость в его голосе пропала, появилась тоска. – Ты объясни. Ты объясни, как же так. Ведь вот мессир Олгрен мне сказал: у нас, в Перелесье, Сумерки есть, вампирский клан, древний Князь. Вам же от Вседержителя положено к несчастным на Зов приходить, нет? Отпускать людей, да? Умирающих? Не допускать грязных смертей, да? Ну и где же вы? Где вы, а? Ваши где все? Князь наш, перелесский, где?

Лангр опустил голову, будто не знал, куда деть глаза.

– Что ж ты на меня не смотришь? – спросил Ричард. – Вы же служите Промыслу, так в священных книгах прописано. Так мессир Олгрен говорил и леди. Ты просто мне скажи: это правда? Правда?

– Правда! Правда! – выпалила Гелира. – Доволен?!

Её колотило так, что звякали цепи. Лангр молчал, и у его ног в воду капнула капля чёрной крови – я не поняла, с губы или это уже слеза.

– Так если это правда, то что вы тут делаете? – спросил Ричард, а я поняла, что ему самому режет душу каждое слово. – Счёты всё сводите? Они тут рыбоеды, на побережье, а в Междугорье – еретики, да? Вы местным вампирам, что ли, что-то доказать хотите? Свара уже прорву лет идёт, всё не можете решить, кто прав, да?

– Это всё Дольф, – тихо сказал Лангр. – Страшная память.

– А что – Дольф? – спросил Ричард. – Ты мне скажи, ты же старый, да? Ты помнишь Дольфа?

– Ну помню, – Лангр даже поднял голову, лицо в тёмных полосах слёз. – И что?

– А то, – сказал Ричард. – Дольф ад привёл в Перелесье?

– Привёл ад! – выкрикнула Гелира.

Но Лангр покачал головой:

– Не ад… если уж звать вещи своими именами…

– А кто? – спросил Ричард. – Ад тогда кто привёл?

Вампиры переглянулись.

– Вы ведь знаете, да? – спросил Ричард с отчаянной надеждой.

– И ты знаешь, – еле слышно проговорил Лангр. – Кто… разрешил…

– Государь Рандольф? – спросил Ричард.

– Он… не мешал, – выдохнул Лангр. – И наш… мессир Эрнст… Князь… не мешал.

– Не смей, – тихо и страшно шепнула Гелира.

Лангр взглянул на неё:

– Брось. Ты тоже знаешь.

Гелира разрыдалась.

– Вот, – сказал Ричард в нестерпимой тоске. – Вот видите. Я, выходит, королю Рандольфу обещал, клялся Перелесье защищать от зла, а он – что? Он нас всех предал. Он сам, выходит, зло и впустил, да? Делать-то что теперь?

Гелира всхлипывала и тряслась. Лангр тихо плакал, и мука у него на лице была такая, будто он уже в преисподней. Но что меня поразило – я вдруг увидела, больше даже почувствовала, как чистое ледяное мерцание вампирской Силы начало просачиваться сквозь их тёмные тела, похожие на тени.

Зрелище было фантастическое – и зрелище было совершенно невозможное. Я взглянула на Олгрена, но адмирал наблюдал, сложив на груди руки, и никакого удивления на его физиономии не было, только неожиданная удовлетворённость. Даже умиротворение.

– Да что вы… – сказал Ричард горько. – Что теперь слёзы-то лить, слезами не поможешь. Тяжкие грехи на нас с вами, преступления, нам перед Вседержителем отвечать, тут уж и не сделаешь ничего. Но это дело будущее. Сейчас надо как-то поправлять. Как-то защищать Перелесье от зла надо ведь. Надо, правда? А каяться потом будем.

Лангр поднял страдающий взгляд:

– Как поправлять, солдат? Как мы можем поправить?

– Вам бы в Сумерки наши, – сказал Ричард. – На волю бы вам – и спасать бедные души. Ведь зовут же вас! Сколько народу страшно умирает – и все милости просят, а милости нет. Господь, известное дело, не вмешивается, так и в книгах прописано – но вы-то должны вмешаться! Вы же сами – Промысел! А вы Божью волю бросили, всё считаетесь с прибережцами, кто когда и кого обидел…

– Мы же не можем… – начал Лангр и вдруг…

Он просто вышел из цепей, которые держали его у столба. Как вампир мог бы выйти из обыкновенных железных ржавых цепей – как свет, который никакими оковами не удержишь.

И сам ужасно растерялся.

Посмотрел на Олгрена – а Олгрен, в своём затасканном мундире, с наглой мордой, с тёмным сабельным шрамом, сиял и искрился, переливался ледяной Силой, которая пробивалась сквозь забавный гламор примерно так, как солнечный свет пробивается сквозь щели рыбацкого сарая. И физиономия Олгрена излучала всё то же умиротворение.

Практически такое же, как у Божьих вестников на древних гравюрах.

Лангр преклонил колено. И через миг к нему присоединилась Гелира.

Нормальные вампиры. Вампиры как вампиры.

Я в полнейшем обалдении смотрела, как лунное сияние постепенно наполняет их призрачные тела – они просто на глазах им наливались, они каким-то образом воскресали.

Пришёл смешной охламон в шинельке с чужого плеча – и чудеса делает.

– Я не приму присягу, – сказал Олгрен. – Во-первых, вы уже присягали Эрнсту, а во-вторых, вы принадлежите Перелесью. У вас свой путь.

– Что же нам делать, мессир? – потерянно спросил Лангр. – Мы ведь не можем вернуться в клан Эрнста. Особенно Гелира: Князь обратил её лично, она его фаворитка и доверенное лицо. Эрнст снова её сломает.

– Это правда, – сказала Гелира. – Простите, мессир, мне страшно. И выхода я не вижу.

– Ну, положим, выход есть, – сказал Олгрен. – Это древний, жестокий, но действенный способ. Новый